Менахем Бегин. Битва за душу Израиля

Бейтар —
Из праха и пепла,
Из пота и крови
Поднимется племя,
Великое, гордое племя;
Поднимутся в силе и славе
Йодефет, Массада, Бейтар.

Достоинство —

Помни, еврей:
Ты царь, ты потомок царей.
Корона Давида
С рожденья дана.
И вспомни короны сиянье
В беде, нищете
И в изгнанье.

Восстань

Против жалкой
Среды прозябанья!
Зажги негасимое
Пламя восстанья!
Молчание — трусость и грязь.
Восстань! Душою и кровью
Ты — князь!

И выбери:

Смерть иль победный удар —
Йодефет, Массада, Бейтар.

Смысл исторических аналогий, разумеется, был ясен каждому стороннику Жаботинского. Массада и Йодфат — крепости, еврейский гарнизон которых предпочел самоубийство римскому плену. Столь же ясна и революционная суть слова «Бейтар».

Представляя себе нового еврея, Жаботинский в первую очередь исходил из понятия ѓадар, то есть достоинство, честь. Одна из важнейших составляющих гимна Бейтара — то определяющее значение, которое придано слову ѓадар, поскольку это понятие стало ключевым для Жаботинского, для Бейтара и впоследствии для Бегина. В работе «Идея Бейтара» Жаботинский определил значение этого слова, отметив при этом, что само по себе это ивритское слово с трудом поддается переводу:

Ѓадар — это ивритское понятие, перевести которое на другие языки вряд ли возможно. В нем сочетаются такие, сами по себе различающиеся, понятия, как внешняя красота, уважение, чувство собственного достоинства, вежливость, верность, преданность. Единственный возможный его «перевод» на язык реальной жизни — это, должно быть, «бейтарец» (член Бейтара) — во всей совокупности его дел, действий, высказываний и мыслей…

…Мы, евреи — самый «аристократический» народ в мире… Наша история — это семьдесят поколений людей, умевших читать и писать; людей, увлеченно обсуждавших темы теологии, справедливости, человеческой природы, будущего человечества. В этом смысле каждый еврей — это выдающаяся личность, и самая горькая из шуток, что сыграла с нами диаспора, в том, что евреи обычно считаются людьми без роду, без племени…[41].

Жаботинский, как и многие сионисты первых поколений, был одаренным и плодовитым литератором. Он писал поэзию и прозу, переводил труды выдающихся русских авторов на иврит и великие произведения ивритской поэзии на русский. Из-под его пера вышло немало весьма значимых работ, посвященных сионизму. Надо сказать, что он был не единственным — сионистскую революцию делали люди, обладавшие писательским даром. Бен-Гурион, Вейцман, Жаботинский, впоследствии Бегин — все они были успешными авторами и любили литературу. Отчасти стимулом для них служило желание оставить после себя печатное наследие — естественное желание для представителей народа книги. Но существовало еще и стремление создать образ человека из нового, обновленного еврейского будущего. Бен-Гурион носил феску, Жаботинский — коричневые рубашки, своеобразно одевались и другие молодые израильтяне — в частности, Рабин. Все это было частью образа обновленного еврея на возрожденной родине.

В том же 1923 году, когда Жаботинский объявил о создании ревизионистского течения в сионизме и об организации молодежного движения Бейтар, он опубликовал и свою знаменитую статью «О железной стене», этот ставший сегодня классическим текст о конфликте между сионистами и арабским населением Палестины. Жаботинский признавал, что, подобно тому, как еврейский национализм стал импульсом, который невозможно погасить, точно так же и арабов нельзя будет заставить уйти с этой земли. При всем своем романтическом настрое Жаботинский, будучи реалистом, понимал, что хотя евреи в метафизическом и историческом плане имеют право считаться коренным населением, но такими же коренными жителями являются и арабы, для которых евреи всегда будут чужаками.