Каждый народ борется против колонизаторов, пока есть хоть искра надежды избавиться от колонизационной опасности. Так поступали и так будут поступать и палестинские арабы, пока есть хоть искра надежды.
Таким образом, указывал Жаботинский, надежды на возможность разрешения конфликта наивны и способны только ввести стороны в заблуждение:
…Наша колонизация или должна прекратиться, или должна продолжиться наперекор воле туземного населения. А поэтому она может продолжаться и развиваться только под защитой силы, независящей от местного населения, — железной стены, которую местное население не в силах прошибить. В этом и заключается наша арабская политика. Всё это не значит, что с палестинскими арабами немыслимо никакое соглашение. Невозможно только соглашение добровольное. Покуда есть у арабов хоть искра надежды избавиться от нас, они этой надежды не продадут ни за какие сладкие слова и ни за какие питательные бутерброды, именно потому, что они не сброд, а народ, хотя бы и отсталый, но живой.
Представляется в высшей степени важным правильно понять трезвые размышления Жаботинского о зарождающемся арабском национализме и не рассматривать их как повод для отказа от еврейских устремлений. Он отнюдь не проводил аналогию между евреями в Палестине и, скажем, англичанами в Индии. Ведь евреи в Палестине также были «коренным населением», и возвращались они на свою историческую родину. Жаботинский указывал, что это был конфликт не между коренными жителями и завоевателями, а между двумя группами коренного населения.
Британские власти хотели, чтобы в Палестине было тихо, и потому им был не нужен Жаботинский. Вот почему, когда он в 1930 году покинул Палестину для лекционного турне, ему сообщили, что в возвращении ему будет отказано. Остаток своих дней ему предстояло провести в изгнании, в диаспоре.
Вот когда Менахем Бегин, ученик выпускного класса, впервые услышал выступление Жаботинского. Зал был переполнен. Бегин, сидевший в оркестровой яме и стиснутый со всех сторон, был потрясен: «Ты сидишь там, внизу, и вдруг начинаешь ощущать, каждой клеточкой твоего тела, что ты поднимаешься, взмываешь вверх, все выше и выше… Ты становишься его единомышленником? Нет, более того. Ты принимаешь посвящение, он становится твоим идеалом, на все времена»[42]
. Как сказал один из школьных друзей Бегина, с оттенком драматизма: «Жаботинский стал для него Богом»[43].Бегин уже возглавил отделение Бейтара в Бресте и еженедельно выступал перед жителями города, призывая как бедных, так и обеспеченных евреев присоединиться к этому движению. После каждого выступления все больше молодых людей вступало в ряды Бейтара — Бегин, как вспоминал один из его слушателей, умел завораживать аудиторию. Он нередко начинал свои речи с цитат из Гете в оригинале, но затем всегда переходил на идиш, желая быть уверенным, что присутствующие в зале, в основном представители бедных слоев населения, полностью понимают все сказанное им. Как вспоминал один литовский еврей, у Бегина был «великий талант затрагивать самую душу
В 1929 году Бегин присутствовал в еврейской школе на лекции, которую читал представитель ревизионистов Моше Штайнер. Бегин засыпал оратора вопросами, в числе которых был и такой: «Каким образом вы собираетесь стать большинством?» Штайнера настолько заинтересовали вопросы молодого человека, что он пригласил Бегина остаться после лекции для разговора[45]
.