Менахем Бегин. Битва за душу Израиля

Как бы то ни было, эта давнишняя тенденция Бегина к невмешательству давала Шарону практически абсолютный контроль над ходом операции (хотя министры и надеялись — как выяснилось, совершенно напрасно, — что Шарону не будет предоставлена свобода действий). И Шарон незамедлительно заявил, что исходные задачи операции просто-напросто недостаточны. «Покуда командные центры террористов расположены в Бейруте, — давал он разъяснения через пресс-службу Армии обороны Израиля, — то вряд ли можно надеяться, что цели, поставленные перед армией, будут достигнуты в полной мере»[559]. После первых четырех дней боев израильские силы пересекли сорокакилометровый рубеж и продвигались к Бейруту.

Иехиэль Кадишай утверждал, что изначально Шарон также не намеревался пересекать сорокакилометровый рубеж, но что вскоре после входа израильских войск в Ливан он осознал, что под командованием Арафата находится значительно большее количество террористических групп. И хотя у него не было тяжелого вооружения, но в его распоряжении имелись хорошо обученные бойцы — в сущности, у ООП была армия. Угроза оказалась значительно более серьезной, нежели Бегин или Шарон могли предполагать до входа в Ливан, утверждал Кадишай[560]. В сущности, Бегин и Шарон начали беспокоиться, что боевики Арафата могут перейти границу и, захватив участок протяженностью в несколько километров между Ливаном и израильским городом Наѓария, объявить о создании палестинского государства на этом клочке земли. Эта территория была вне зоны, предоставленной Израилю в ноябре 1947 года решением Генеральной ассамблеи ООН, подчеркивал Кадишай, и потому, завладев ею, Арафат мог бы утверждать, что лишь возвращает то, что Израиль захватил во время Войны за независимость.

Насколько велика вероятность, что израильская разведка ничего не знала об отрядах палестинских боевиков? Насколько правдоподобно утверждение, что Арафат мог перейти границу, несмотря на явно выраженное военное превосходство Израиля? О лояльности Кадишая Бегину ходили легенды, и трудно сказать, в какой степени эта преданность могла повлиять на его воспоминания. Однако Кадишай настаивал на том, что Бегин был в полной мере информирован о действиях Шарона. И в самом деле, когда Кадишай сказал Бегину, что существует мнение, будто бы министр обороны манипулирует премьер-министром, Бегин резко повернулся к нему и внятно, по складам, ответил: «Йехиэль, мы про-дви-гаем-ся вперед!» Но все-таки большинство свидетелей событий, включая Арье Наора, полагали, что Шарон просто-напросто перехитрил Бегина[561].

Разница в возрасте между ними была значительной. Бегин никогда не отличался крепким здоровьем и на протяжении долгих лет страдал различными заболеваниями. Диабет у него обнаружили уже в возрасте 56 лет, в 1969 году; в дальнейшем его неоднократно госпитализировали по различным поводам. Весной 1977 года у него случилось сильнейшее пищевое отравление, а затем инфаркт, в результате чего он провел две недели в отделении реанимации тель-авивской больницы «Ихилов». Из больницы он выписался в таком состоянии, что от слабости едва мог держать авторучку. В октябре 1977 года Бегин снова попадает в больницу, на этот раз по поводу эндокардита, после чего он вынужден всю жизнь проходить соответствующий курс медикаментозного лечения. У него не было иллюзий относительно состояния своего здоровья; во время мирных переговоров с Египтом, когда был поднят вопрос о предоставлении Западному берегу суверенитета через пять лет, Бегин сказал Сайрусу Вэнсу: «К этому времени меня уже может с вами не быть»[562]. Теперь, во время Ливанской войны, здоровье Бегина продолжало ухудшаться, и он все больше слабел.

Ариэль Шарон был на пятнадцать лет младше Бегина, и его политическая карьера только начиналась. Он был человеком сильным и крепким, буквально олицетворением здоровья. Даже на известной фотографии времен Войны Судного дня, с перевязанной после ранения головой, он выглядит энергичным и внушительным.