Менахем Бегин. Битва за душу Израиля

Правда, Бегин сделал одно неожиданное публичное заявление. В марте 1982 года он дал указание о создании Комиссии Бехора с целью расследования совершенного полвека тому назад убийства Хаима Арлозорова. В июне 1985 года эта комиссия опубликовала свои выводы, реабилитировав троих ревизионистов, обвиненных ранее в этом убийстве (в их числе был и друг детства Бегина Абрам Ставский, впоследствии погибший на борту «Альталены»). «Во всяком случае, их семьи могут узнать, что они были абсолютно невиновны. Правосудие восторжествовало, и это хорошо для Израиля», — сказал Бегин[624]. Он неизменно верил в историческую справедливость и был убежден в том, что правда — это непреходящая ценность. Его жизнь клонилась к закату, но он успел позаботиться о репутации Ставского.

Тем временем страна переживала нелегкие времена. Армия обороны Израиля никак не могла выбраться из Ливана, ненадежное мирное соглашение было расторгнуто. Рынок ценных бумаг падал. Некоторые обозреватели в своих комментариях доходили до того, что называли Бегина капитаном, снова покинувшим корабль[625].

Бегин целыми днями сидел в пижаме и халате, читая все основные израильские газеты и, кроме того, лондонскую «Таймс», французскую «Монд», американские журналы «Тайм» и «Ньюсуик»[626]. Он читал также автобиографию Джихан Садат (вдовы Анвара Садата), книги Боба Вудворда и Уильяма Сафира[627].

Покидая пост премьер-министра, Бегин заявил о своем намерении после ухода в отставку написать автобиографию — «От Катастрофы к возрождению» — о событиях своей жизни и об истории Государства Израиль. Он и его друзья полагали, что жизнь в уединении даст ему достаточно времени для этой работы[628]. Чарльз Хилл, ответственный сотрудник министерства иностранных дел и советник Бегина во время Ливанской войны, много общавшийся с Бегином и слышавший его размышления о будущей книге, вспоминает, что он планировал фундаментальный труд — «обширное, многотомное произведение, посвященное проблемам еврейства, государственности и человеческому фактору в международных отношениях», сопоставимое по масштабам с «Историей упадка и разрушения Римской империи» Эдварда Гиббона[629]. Бегин так и не приступил к реализации своего замысла; впрочем, всё ненаписанное им было им прожито. Его жизнь, начавшаяся между армиями кайзера и царя, приближалась к завершению в годы возрождения еврейского народа, обновления еврейского государства и возникновения нового еврейского самосознания в этом мире — все эти изменения произошли, безусловно, благодаря и его усилиям.

В конце 1980-х гг. Бегин согласился принять у себя дома нескольких дипломатов и начал встречаться, хотя и нечасто, с журналистами. Он отреагировал только на два политических события: операцию «Моше», в ходе которой в Израиль самолетами были переправлены тысячи эфиопских евреев (и которая очень обрадовала его), и подписание Лондонского соглашения, в рамках которого в 1987 году предполагалось создание конфедерации Иордании и части территории Иудеи, Самарии и сектора Газы, при одновременном подписании мирного договора между Израилем и Иорданией (против этого плана Бегин решительно возражал)[630]. Бегин, однако, не проявлял никакого интереса к публичному обсуждению разногласий с Ариэлем Шароном. В 1984 году Шарон возбудил дело о клевете против журнала «Тайм», продолжая отстаивать свою версию случившегося во время Ливанской войны. Через пять лет после окончания этой войны, в августе 1987 года, Шарон выступил с четырехчасовой речью в Тель-Авивском университете, публично заявив, что он не несет вины за происшедшее в Ливане, и утверждая, что он не предпринимал никаких действий без одобрения правительства. Эта речь вызвала возмущение в обществе, разбередив только-только начавшие затягиваться раны войны. Как заметил один израильский журналист, «можно вывести израильтян из Ливана, но невозможно вывести Ливан из сознания израильтян»[631].

В 1988 году Бени Бегин, возмущенный тем, что Шарон вводит в заблуждение израильскую общественность подобно тому, как он раньше вводил в заблуждение его отца, и огорченный молчанием отца, опубликовал статьи в «Едиот ахаронот» и «Маарив» в его защиту. Бегин-отец отнесся к этим публикациям с радостью; однако, когда Бени решил баллотироваться в Кнессет по списку Ликуда, отец не поддержал кампанию сына. Возможно, Бегин не хотел, чтобы его сын подвергался тем же опасностям в мире политики, с которыми столкнулся он сам? Или он просто не одобрял такой выбор Бени? Никто не знает ответа на эти вопросы. Дети Бегина практически никогда не говорили публично о своем отце — им в удел также досталась этика молчания.

Когда Джимми Картер посетил Израиль, Бегин отказался встретиться с ним.