Менахем Бегин. Битва за душу Израиля

За несколько месяцев до этого, в апреле 1946 года, Дов Грунер был арестован британскими властями за участие в операции по нападению на полицейский участок и похищению оружия в Рамат-Гане, одном из наиболее охраняемых мест подмандатной Палестины. Нападавшие захватили тридцать единиц оружия и семь тысяч патронов, но потеряли двоих бойцов убитыми, а раненный в лицо Грунер был арестован[188]. Первого января 1947 года, через два дня после очередной порки британского военнослужащего, проведенной Эцелем в качестве ответной меры, Грунер был приговорен к смертной казни[189].

Эцель отреагировал будто бы уже проверенным образом — похитил британских офицера и судью, снова угрожая ответить «виселицей на виселицу». После нескольких дней неопределенности англичане отложили казнь Грунера на неопределенный срок, и Эцель отпустил похищенных. Британские власти заявили, что казнь откладывается, пока дело находится на рассмотрении Тайного совета — хотя в действительности никакого обращения в Тайный совет не подавалось[190]. Англичане прилагали всевозможные усилия, чтобы сохранить лицо. Тем временем Грунера присоединили к находившимся в заключении и ожидавшим казни Дрезнеру, Элькахи и Кашани (бойцам Эцеля, арестованным после «ночи порки») — хотя, как утверждал Бегин, Эцелю дали понять, что все смертные приговоры откладываются до рассмотрения дела Грунера[191]. 14 апреля Грунер и три других бойца были тайно переведены из иерусалимской тюрьмы, находившейся в центре ишува, где казнь не могла не вызвать вспышку яростных протестов, в надежно охраняемую тюрьму в северном арабском городе Акко. Через два дня, 16 апреля 1947 года, все четверо были повешены[192]. На казнь их не сопровождал раввин — что стало безусловным нарушением существовавшей в этом отношении британской политики. Все четверо, поднимаясь на эшафот, пели «Атикву»[193].

Дов Грунер написал Бегину предсмертное письмо, в котором он цитировал сочиненный Жаботинским гимн Бейтара и благодарил Бегина за моральную поддержку.

Вы можете не сомневаться, что при любых обстоятельствах я не забуду ни идей, на которых я был воспитан, ни заповедь быть «гордым, великодушным и сильным» [слова из гимна Бейтара], и я смогу постоять за свою честь, честь сражающихся бойцов, сынов Израиля…. Я считаю правильным путь Эцеля, в рамках которого мы не отказываемся от политических усилий, но не намерены отдавать ни клочка нашей земли — потому что это наша земля. А если политические усилия не дают нужных результатов, мы готовы сражаться за нашу страну и за нашу свободу — потому что только так мы можем добиться права нашего народа на существование. Таков путь еврейского народа в эти дни: отстаивать все, что принадлежит нам, и быть готовыми к борьбе — пусть даже нам может грозить виселица. Ибо мир знает, что землю можно вернуть только кровью. Я пишу эти строки за сорок восемь часов до того момента, когда наши угнетатели поведут нас на смерть — в такие минуты люди не лгут. Клянусь, что, если бы я мог начать все сначала, я бы выбрал ту же дорогу, какие бы опасности мне ни грозили[194].

Получив известие о казни, Бегин немедленно отдал распоряжение назначить при каждом подразделении Эцеля бойца для приведения в исполнение приговоров. «Если какой-нибудь военнослужащий неприятеля попадет в наши руки, — уточнил свое распоряжение Бегин, — он подлежит смерти, точно так же, как погибли наши товарищи». Однако британская армия, несомненно, узнавшая о решении Бегина, старалась всячески избегать опасных контактов. «Наши бойцы вышли на дороги страны и на городские улицы. Однако военных там не было видно — не видно в самом буквальном смысле слова»[195].