Вопрос этот, однако, был более глубоким, чем просто история воинов Бегина, которые не смогли удержать Иерусалим — это был вопрос религиозный по своей сути. Как подчеркивал несколько лет спустя Йехиэль Кадишай, Бегин в принципе не хотел и говорить о возможности уступок в том, что касается территории Эрец-Исраэль. Синайский полуостров, при всей его стратегической важности, не был частью Эрец-Исраэль, но частями Земли Израиля были Газа, Западный берег и Иерусалим, и для Бегина статус этих территорий не мог даже становиться предметом обсуждения[458]
.Т
аким образом, Садат и Картер выбрали в качестве основных такие три вопроса, по которым Бегин не мог и не намеревался пойти на компромисс, и включили их в повестку дня египетско-израильских переговоров. Сделав это, они продемонстрировали полное непонимание характера Бегина и почти обрекли переговоры на провал. Не менее обескураживающим для Картера и Садата был отказ Бегина даже рассматривать прекращение строительства в поселениях. Но и в этом случае они просто не поняли ни Бегина, ни израильтян. Их разочарование в немалой степени свидетельствовало об их неспособности понять то обстоятельство, что поселения для Израиля — это нечто большее, чем просто вопрос политики. Хотя поселения со временем и станут скорее предметом противостояния между левыми и правыми в стране, все же основным по-прежнему оставался вопрос о праве евреев на Эрец-Исраэль. Эрец-Исраэль — это Земля Израиля. Иными словами, имеют евреи право на родину своих предков или нет. Для Бегина уверенность в таком праве была аксиоматичной. Если нет такой уверенности, то в чем вообще смысл сионистской идеи?Далее, сама по себе идея ухода с Западного берега имела глубокий психологический контекст. Взятие под свой контроль Западного берега в 1967 году обеспечивало Израилю границы, которые легче защищать — и, как следствие, давало израильтянам возможность легче дышать. Бен-Гурион сказал еще в 1948 году, что нападение арабов на Израиль делает недействительными границы, установленные в результате раздела Палестины; и даже Абба Эвен, известный «голубь», утверждал, что границы, существовавшие до Шестидневной войны, было невозможно защищать, что они просто провоцировали очередное избиение евреев и что Израиль к ним никогда не вернется. «Июньская карта связана для нас с риском и опасностью, — говорил он. — Не будет преувеличением сказать, что нам это напоминает об Освенциме»[459]
. Судя по всему, Картер и Садат не принимали во внимание ни одно из этих соображений; они не учитывали ни психологического значения всего того, что они требовали от Бегина и от Израиля, ни того факта, что идея поселений как таковая принадлежала не Ликуду, а правительствам, созданным деятелями израильского Рабочего движения.Американский и Египетский лидеры оказались также не в состоянии понять идеологическую интуицию и внутренние побуждения Бегина. Сердцем он всегда был с Гуш-Эмуним, религиозно-национальным движением, которое положило начало созданию поселений в Иудее и Самарии. Ведь они были, в конечном итоге, его идеологическими наследниками. Он вел борьбу против англичан, чтобы сделать возможной еврейскую репатриацию и добиться еврейского суверенитета, а первопроходцы Гуш-Эмуним, в свою очередь, продвигались в пустыню, чтобы распространить этот суверенитет на те участки земли своих предков, которые Израиль отвоевал в ходе оборонительных войн. Эти земли входили в библейские границы Израиля и были частью первоначального Мандата, обещанного еврейского государства. Таким образом, когда члены движения Гуш-Эмуним в 1974 году обратились за разрешением на строительство поселения Элон-Море, Бегин (тогда еще не ставший премьер-министром) против этого не возражал. Когда поселенцы были выдворены из первоначально выбранного ими места, а затем и из Себастии, куда они перебрались, то премьер-министр Ицхак Рабин (человек левых убеждений) согласился на их временное размещение на территории военной базы Махане Кадум, к востоку от Шхема. Поселенцы добились своего при правительстве израильского Рабочего движения, но Бегин оказывал им самую искреннюю поддержку.
В мае 1977 года, на следующий день после выборов, когда результаты стали известны, но еще не были объявлены официально, Бегин совместно с Ариэлем Шароном посетил Элон-Море и принял участие в церемонии внесения нового свитка Торы в синагогу поселения. Он был восторженно встречен собравшимися. «Бегин стоял в пространстве между караванными домиками поселенцев и держал в одной руке свиток Торы в бархатном чехле, а другой рукой обнимал Ариэля Шарона… Перед началом церемонии Бегин обратился к поселенцам: „Скоро, — сказал он, — у нас будет гораздо больше таких Элон-Море“»[460]
.