Менахем Бегин. Битва за душу Израиля

Как бы то ни было, споры были резкими и проходили в напряженной обстановке. Уже наступал шабат, а результатов все еще не предвиделось. Бегин настоял на церемонии встречи субботы. Из Вашингтона были доставлены халы, вино, фаршированная рыба и кипы. На трапезу были приглашены все участники саммита — и американцы, и египтяне, однако египтяне отклонили приглашение[489]. За столом Бегин произнес кидуш. Осажденный со всех сторон, он черпал силу из своего главного источника — ведь он был евреем, одним из звеньев священной цепи.

Картер, даже не пытавшийся скрывать свое пренебрежительное отношение к Бегину, напрямую обратился к Эзеру Вейцману, Моше Даяну и Аѓарону Бараку (бывшему в то время генеральным прокурором страны, а впоследствии ставшему председателем Верховного суда Израиля). Такое поведение было тактически ошибочным, поскольку тем самым он как бы отстранял Бегина от процесса, давая пожилому человеку понять, что никто не заинтересован вести с ним переговоры. Несколько раз на протяжении следующей недели Бегин предпринимал попытки вернуться домой, чтобы таким образом выйти из сложившейся двусмысленной ситуации. Напряженность увеличивалась, и его самочувствие все ухудшалось.

Небезынтересно заметить, что президент Соединенных Штатов, похоже, был не в состоянии осознать те трудности, с которыми неизбежно должен был столкнуться Бегин как демократически избранный лидер государства, когда ему пришлось бы навязывать своей стране мирный договор. Для Садата, разумеется, вопрос о демократии не существовал, однако Картер, превосходно представлявший себе тонкости правления в демократической стране, казалось, не заботился о тех проблемах политического характера, которые ожидали Бегина при рассмотрении договора в Кнессете.

Картеру не удалось получше узнать Бегина и в ходе переговорного процесса. Несмотря на свою публичную демонстрацию христианского благочестия, Картер — в отличие от Бегина — не чувствовал столь глубоко библейский текст и не обладал соответствующими познаниями. Когда Бегин сказал Бжезинскому: «Скорее я окривею на правый глаз, и отсохнет моя правая рука, нежели я соглашусь разрушить хоть одно еврейское поселение», то немногие восприняли эту библейскую аллюзию на стих «Если я забуду тебя, Иерусалим» (Теѓилим, 137:5) и осознали те чувства, которые евреи испытывают к дому своих предков на протяжении тысячелетий[490]. Картер был не в состоянии понять Бегина, не представляя себе все тысячелетия еврейской истории, сформировавшие мировоззрение Бегина, его отношение к Библии и его чувство еврейской ранимости. Еще больше приводил Картера в недоумение решительный отказ Бегина даже рассматривать раздел Иерусалима. Когда этот вопрос был поставлен на обсуждение, Бегин рассказал Картеру историю о рабби Амноне из Майнца, еврейском законоучителе XI века, которого архиепископ Майнца пытался склонить к переходу в христианство. Рабби Амнон попросил три дня на размышление, но сразу же по выходе из дворца архиепископа его охватил стыд за сказанное — ведь он не ответил решительным отказом, и его слова могли быть восприняты как согласие обдумать предложение о вероотступничестве. Когда Амнон не предстал перед архиепископом на третий день, то стражники привели его силой. Будучи обвиненным в нарушении данного слова, он признал эту вину и предложил отсечь ему язык, поскольку именно язык выразил сомнение в его извечной преданности иудаизму. Однако архиепископ велел отрубить ему руки и ноги; умирающий рабби Амнон попросил принести его в синагогу — был праздник Рош ѓа-Шана; там он произнес молитву и скончался. Эта молитва, У-нетане токеф («Придадим силу святости этого дня»), вошла в литургию осенних праздников.

Мысль Бегина была ясна. Рабби Амнон согрешил, дав лишь понять, что не отвергает возможность вероотступничества. Бегин не намеревался даже на мгновение помыслить, что раздел Иерусалима может стать предметом для обсуждения. Он прилагал усилия для того, чтобы доставить бойцам, защищавшим город в 1948 году, оружие с «Альталены»; иорданцы осквернили Иерусалим после того, как бойцы Бегина оказались не в состоянии удержать его; израильтяне вернули город в 1967 году благодаря отваге и мужеству своих солдат. Во всяком случае, Картер понял эту мысль Бегина: он не повторит ошибку рабби Амнона, статус Иерусалима обсуждению не подлежит. Картер сказал все это Садату, и вопрос Иерусалима был снят с повестки дня.