Менахем Бегин. Битва за душу Израиля

Однако отказаться от обсуждения судьбы поселений на Синае Бегину не удалось. Садат настаивал на их разрушении, хотя Бегин и надеялся сохранить их — он предложил после возвращения Синая Египту оставить еврейских поселенцев в своих домах, разрешив им владеть легким оружием. Вопрос о том, кому будет принадлежать в таком случае территория, занимаемая этими поселениями — Израилю или Египту, — даже не обсуждался. Йехиэль Кадишай признал, что, рассматривая судьбу поселений, Бегин «жил в мире фантазий»[491]. Многие эксперты полагали и полагают, что в данной ситуации Бегина беспокоило, не послужит ли согласие на разрушение поселений на Синае прецедентом для решения судьбы поселений Западного берега. Вопрос о судьбе поселений должен был стать одним из самых критических после возвращения Бегина домой. Несомненно, решение о выселении евреев из домов было весьма болезненным для Бегина, однако Садат не собирался отступать по этому вопросу, и все израильские участники переговоров понимали, что сделка может быть достигнута лишь в том случае, если Бегин пойдет на уступки. По всей видимости, лишь Ариэлю Шарону удалось убедить Бегина в том, что уход с Синая не послужит прецедентом для эвакуации поселений на Западном берегу и что в предстоящих политических баталиях по этому вопросу можно будет одержать победу. Эти два человека, которых связывала еще дружба между отцом Бегина и дедом Шарона во времена их жизни в Бресте (и которых ожидало тесное сотрудничество в будущем), согласились поддержать это предложение. Таким образом, Бегин согласился на демонтаж поселений на Синае и выселение их жителей — при условии, что это будет одобрено Кнессетом.

Мало-помалу, несмотря на многочисленные трудности, саммит приближался к успешному завершению. В итоге Бегин поступился Синаем, но удержал Западный берег, а египетский президент получил назад Синай за счет палестинской надежды на суверенитет.

И Бегин, и Садат далеко отошли от своих исходных позиций. На церемонии подписания договора, 17 сентября, Садат поблагодарил Картера за все его усилия, но ни словом не упомянул ни о Менахеме Бегине, ни о Государстве Израиль. Однако Бегин высказал Садату глубокую благодарность и неоднократно назвал его другом. Выступая перед узкой аудиторией, Бегин заметил: «Наши мудрецы утверждают, что величайшее достижение человека — превратить своего врага в друга, и мы взаимно этого достигли»[492].

Даже Джимми Картер, пусть и без особого энтузиазма, похвалил Бегина за долгий политический путь, который тот прошел к достижению этого соглашения: «Премьер-министр Бегин, — сказал он, — продемонстрировал выдающуюся политическую смелость, поступив наперекор своим прежним убеждениям, которых он придерживался всю жизнь, а также вопреки мнению своих ближайших друзей и союзников, которые поддерживали и защищали его в годы „маапах“ — революции»[493].

После подписания договора Бегин вернулся домой, и его популярность в израильском обществе еще более возросла. Эта общественная поддержка и успешное продвижение мирного процесса в значительной степени ободрили Бегина — неудачи были позади, он снова был полон энергии. После семичасовой напряженной дискуссии ему удалось убедить свой кабинет в необходимости утвердить договор и передать его в Кнессет. Обсуждение договора в Кнессете длилось семнадцать часов, и в ходе этого поистине марафонского заседания Бегин страстно доказывал настоятельную необходимость мира, а также обрисовывал угрожающее положение, в котором в противном случае может оказаться еврейский народ, и разъяснял негативные последствия, связанные с отказом поддержать мирный договор. Наконец, 28 сентября 1978 года, около трех часов ночи, Кэмп-Дэвидское соглашение было одобрено — 84 голосами за, при 19 против и 17 воздержавшихся. Человек, которого англичане называли террористом номер один, заключил мир с самым сильным врагом Израиля.

Менахем Бегин был выдвинут на Нобелевскую премию мира. Однако в Нобелевском комитете разгорелась дискуссия относительно того, может ли получить такую премию человек, чье имя связано с трагедией в Дейр-Ясине[494]. Нельзя не отметить, что никто даже не упомянул о том, что Анвар Садат начал войну против Израиля в Йом Кипур, самый священный день в иудаизме. А полтора десятилетия спустя Нобелевскую премию мира получил Ясер Арафат, безжалостный убийца мирных граждан Израиля, и его кандидатура не вызвала такой реакции, как кандидатура Бегина. В европейских средствах массовой информации обсуждалась целесообразность присуждения этой премии не Бегину, а Картеру.