Менахем-Мендл. Новые письма

Отмена крепостного права разрушила помещичью экономику и нанесла удар по тесно связанной с ней еврейской элите. Особенно радикально реформы протекали в Западном крае. Их катализатором стало подавление польского восстания 1863–1864 годов. Многие помещики, поддержавшие повстанцев, были арестованы, сосланы или даже казнены, а их имения — конфискованы. Более того, желая опереться на православное украинское и белорусское крестьянство в своей борьбе с поляками, царское правительство освободило крестьян Западного края на гораздо более льготных условиях, чем в центральных губерниях: крестьянские наделы были увеличены, в том числе за счет конфискованной помещичьей земли, а выкупные платежи существенно снижены. Российская империя встала на путь капиталистического развития, при этом ее западные окраины развивались опережающими темпами. Этот социально-экономический поворот разорил множество богатых еврейских семейств, связанных со старой помещичьей экономикой, а тысячи подающих надежды родовитых молодых евреев превратились в «людей воздуха», в Менахем-Мендлов.

В сущности, Менахем-Мендл — фигура трагическая. Это обедневший, слабый потомок аристократического рода, чем-то напоминающий пушкинского Евгения из «Медного всадника». Он, Менахем-Мендл, уже не может жить старой, патриархальной жизнью своих отцов и дедов, ведь теперь в местечке нужно переходить от обслуживания помещиков к торговле с крестьянами, чего он и не умеет и не хочет делать. Местечко вытолкнуло из себя Менахем-Мендла. С другой стороны, он видит, как в изменившейся, пореформенной России, охваченной капиталистической лихорадкой, в одночасье возникают новые огромные состояния, и Менахем-Мендлу кажется, что, фланируя по бульварам или сидя в кафе с другими биржевиками, он тоже сможет заработать свои миллионы. Так, в напряжении между невозможным вчера и несбыточным завтра и бьется в горячке своих «комбинаций» Менахем-Мендл. Деньги нужны ему не только для существования, но и как способ поддержания привычного, но утраченного статуса.

Создавая Менахем-Мендла, Шолом-Алейхем воплотил не только социальный опыт своего поколения и круга, но и свой собственный опыт житейских неудач. В 1886 году его жена Ольга Лоева получила большое наследство. Начинающий писатель поселился в Киеве и начал делить свое время между изданием литературного ежегодника «Еврейская народная библиотека», с одной стороны, и игрой на бирже — с другой. Такой двойной нагрузки не могло вынести никакое наследство. В 1891 году Шолом-Алейхем, спасаясь от долгов, уехал за границу. В конце того же года, примирившись с кредиторами, писатель вернулся в Россию и поселился в Одессе. В 1892 году появляется первая «связка писем» «Лондон», посвященная приключениям Менахем-Мендла на одесской бирже. Проигрыш в биржевых спекуляциях обернулся для Шолом-Алейхема крупным литературным выигрышем. Именно с писем Менахем-Мендла начинается период литературной зрелости писателя.

Уже в первой «связке писем» была найдена та конструкция, которую Шолом-Алейхем продолжал воспроизводить во всех последующих. Менахем-Мендл пишет о своих «комбинациях», планах, надеждах и разочарованиях преданно ждущей его жене Шейне-Шейндл. Та в ответных письмах яростно бранит непутевого мужа и уговаривает его вернуться домой, в Касриловку. Касриловка — еще одно изобретение Шолом-Алейхема. Это типичное еврейское местечко, местечко как принцип, как символ неподвижного мира традиции, противостоящего динамике больших городов и железных дорог.

Пара Менахем-Мендл — Шейна-Шейндл дала возможность Шолом-Алейхему не только посмотреть на мир с двух разных позиций, статической и динамической, но и, к радости искушенных читателей и к ужасу переводчика[634], продемонстрировать гендерные регистры идиша. Менахем-Мендл — человек письменной культуры, Шейна-Шейндл — устной. Менахем-Мендл уснащает свои письма гебраизмами и арамеизмами, цитатами из Писания и Талмуда, которые его жена заведомо не поймет. Шейна-Шейндл пишет бесконечно длинными, захлебывающимися предложениями, перескакивает с пятого на десятое, явно не различая устное и письменное слово, она сыплет пословицами, иногда украинскими, и по любому поводу ссылается на «ходячую Библию», свою маму. При этом мама для пущей значимости того или иного своего высказывания сопровождает очередной перл житейской мудрости указанием на то, что так сказано в Писании. Понятно, что ничего такого нигде не сказано.