Читаем Мера всех вещей полностью

Сокр. Да, ищу-таки. Но ужели и дитяти, и рабу, Менон, свойственна эта самая добродетель управлять господином? Не думаешь ли, что и раб есть правитель?

Мен. Вовсе не думаю, Сократ.

Сокр. Да и несообразно было бы, почтеннейший. И то еще смотри: дело управления ты называешь способностью, – не нужно ли присоединить к этому: управления справедливого, а не несправедливого?

Мен. Конечно, нужно, Сократ, потому что справедливость есть добродетель.

Сокр. Но добродетель ли она, Менон, или некоторая добродетель?

Мен. Как это?

Сокр. Как и другое что-нибудь. Например, говоря о круглоте, я мог бы, если угодно, назвать ее некоторой фигурой, а не просто фигурой, и назвал бы некоторой потому, что есть и иные фигуры.

Мен. Да, ты говоришь верно. Я и сам допускаю не одну справедливость, но и иные добродетели.

Сокр. Скажи же, какие именно. Вот я готов перечесть тебе все фигуры, если прикажешь; перечти же и ты мне все добродетели.

Мен. По моему мнению, добродетели суть мужество, рассудительность, мудрость, великолепие432 и множество других.

Сокр. Но опять та же беда, Менон: опять нашлось много добродетелей, а искали одной, – только тогда иначе, нежели теперь. Одной же добродетели, которая была бы во всех, никак не находим.

Мен. Да, Сократ; схватить, согласно с твоим желанием, одну добродетель во всех я что-то не могу; это не так, как в других вещах.

Сокр. И естественно; однако ж я постараюсь, если только буду в состоянии, подвинуть наши исследования вперед. Тебе, может быть, известно, что все бывает следующим образом: пусть бы кто-нибудь спросил тебя, о чем и я недавно говорил: что такое фигура, Менон? Ты, положим, отвечал бы: фигура есть круглота. Потом пусть предложили бы тебе другой вопрос, подобный моему: круглота – фигура ли или некоторая фигура? Ты, вероятно, назвал бы ее некоторой фигурой.

Мен. Конечно.

Сокр. Не потому ли, что существуют и другие?

Мен. Да.

Сокр. А когда после того спросили бы тебя: какие именно? Сказал ли бы ты?

Мен. Сказал бы.

Сокр. Равным образом, если бы спросили тебя, что такое цвет, и ты назвал бы его белизною, то на другой вопрос: «Белизна – цвет ли или некоторый цвет?» – ты, конечно, отвечал бы: «Некоторый, потому что есть и другие».

Мен. Отвечал бы.

Сокр. И когда попросили бы тебя перечислить их, то перечислил бы все, которым, как и белому, прилично название цвета?

Мен. Перечислил бы.

Сокр. А если бы кто-нибудь, как и я, исследуя предмет, сказал: «Мы все приходим к чему-то многому, между тем мне хотелось бы не того; но так как многое ты называешь одним каким-нибудь именем и говоришь, что из этого множества нет ничего, что не носило бы названия фигуры, хотя бы каждая из них была даже противоположна другой, то определи мне вещь, которая равно заключала бы в себе и круглоту и прямоту и которую ты называешь фигурою, разумея под этим именем фигуру, как круглую, так и прямую». Или твои мысли не таковы?

Мен. Таковы.

Сокр. А думая так, круглотою назовешь ли ты не более круглоту, как и прямоту, и прямотою – не более прямоту, как и круглоту?

Мен. Не назову, Сократ.

Сокр. Между тем фигура-то, по твоему мнению, есть не более круглота, как и прямота; так что одна не исключает другой433.

Мен. Правда.

Сокр. Попытайся же сказать, что бы такое было, чему ты даешь имя фигуры. Если бы кто подобным образом спросил тебя о фигуре или цвете, а ты ответил бы ему: «Я не понимаю, добрый человек, чего тебе хочется и о чем ты спрашиваешь» – то он, может быть, удивился бы и сказал: «Так ты не понимаешь, что я во всем этом ищу одного и того же?» Неужели, Менон, у тебя не было бы сил отвечать, когда бы предложили тебе следующий вопрос: «Что такое одно и то же во всем – и в круглоте, и в прямоте, и в прочем, заключающемся под словом “фигура”?» Попытайся сказать, чтобы приготовиться к ответу о добродетели.

Мен. Нет, скажи сам, Сократ.

Сокр. А хочешь ли, я доставлю тебе это удовольствие?

Мен. И очень.

Сокр. Но согласишься ли и ты сказать мне о добродетели?

Мен. Соглашусь.

Сокр. Так надобно постараться – да и стоит.

Мен. Без сомнения.

Сокр. Хорошо; попытаемся же сказать тебе, что такое фигура. Смотри, не примешь ли следующего: фигура, положим, есть то, что одно из сущего всегда следует за цветом. Довольно ли для тебя, или потребуешь какого-нибудь другого определения? Я был бы рад, если бы ты хоть так определил мне добродетель.

Мен. Но ведь это-то, Сократ, простовато.

Сокр. Как?

Мен. По твоим словам, фигура есть то, что всегда следует за цветом; положим, но если бы кто сказал, что он не знает цвета и сомневается в нем так же, как и в фигуре, что ответил бы ты ему?

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

Основы философии (о теле, о человеке, о гражданине). Человеческая природа. О свободе и необходимости. Левиафан
Основы философии (о теле, о человеке, о гражданине). Человеческая природа. О свободе и необходимости. Левиафан

В книгу вошли одни из самых известных произведений английского философа Томаса Гоббса (1588-1679) – «Основы философии», «Человеческая природа», «О свободе и необходимости» и «Левиафан». Имя Томаса Гоббса занимает почетное место не только в ряду великих философских имен его эпохи – эпохи Бэкона, Декарта, Гассенди, Паскаля, Спинозы, Локка, Лейбница, но и в мировом историко-философском процессе.Философ-материалист Т. Гоббс – уникальное научное явление. Только то, что он сформулировал понятие верховенства права, делает его ученым мирового масштаба. Он стал основоположником политической философии, автором теорий общественного договора и государственного суверенитета – идей, которые в наши дни чрезвычайно актуальны и нуждаются в новом прочтении.

Томас Гоббс

Философия