Мерецков. Мерцающий луч славы

   - Вы когда собираетесь ехать на Дальний Восток? - спросил Сталин, едва Мерецков вошёл к нему в кабинет.

   - Кое-что осталось сделать в Генштабе, и в ночь хочу улететь, - ответил маршал.

   - Вижу, что вы очень устали, не так ли? - Затаённая улыбка скользнула по лицу вождя.

   - Есть немного, - смутился Кирилл Афанасьевич.

   - Вот что, товарищ Мерецков. Отдохните дома дня три, - участливо произнёс Сталин. - Сегодня у нас пятница, в понедельник утром или под вечер можете лететь.

Мерецков вмиг повеселел, глаза у него потеплели.

   - Не знаю, как вас и благодарить. - Он встал. - Теперь наверняка высплюсь. Вчера пришёл домой и, пока жена готовила мне ужин, уснул на диване.

Сталин засмеялся, подошёл ближе.

   - Наверное, давно не были в Большом театре? - насмешливо спросил он маршала.

   - Какой театр, товарищ Сталин! - воскликнул Мерецков. - Я же всё время был на севере, где ни на день не утихали бои. А когда приезжал в Ставку, в тот же день улетал. Жена даже как-то обиделась, когда я улетал в Карелию в воскресенье, говорит, могли бы сходить в театр.

   - Кому театр, а кому война, - неопределённо выразился вождь, хотя в его голосе не чувствовалось упрёка.

В театре Кирилл Афанасьевич был весел и даже шутил. Сидя в партере, он смотрел на сцену, и у него появилось двоякое чувство. Вокруг было тихо, мирно, играла прекрасная музыка, а четыре балерины с юным задором исполняли танец маленьких лебедей. Казалось, что войны не было, не было и фронта, люди не ходили в бой и не лилась кровь, а раненых санитары не везли на санях по снежным сугробам в лазарет. Но едва кончился спектакль и он оказался с женой на улице, война буквально дохнула ему в лицо, мысленно он увидел себя на КП фронта, потом на главном рубеже, где наши войска смяли вражескую оборону и с боями продвигались вперёд...

   - Ты о чём задумался? - спросила Дуня, заглядывая ему в глаза.

Он шёл крупным армейским шагом, и она едва поспевала за ним.

   - Всё гадаю, куда меня пошлют, когда расформируют мой фронт, - грустно усмехнулся Мерецков.

Дома он признался, что не хотел бы ехать куда-нибудь далеко, а повоевал бы на берлинском направлении.

   - Не горюй, Кирюша! - В голосе жены было столько теплоты, что у него дрогнуло сердце. Он привлёк её к себе и поцеловал.

   - У меня такое чувство, что пошлют на Дальний Восток сражаться с японцами.

   - Почему ты так думаешь? - спросила Дуня.

   - Где я воевал всё это время, да и ты тоже? На севере, в Карелии и Мурманске, где леса и болота, сопки и валуны, озера и небольшие реки. Так? А что мы имеем на Дальнем Востоке? Там имеется всё, что постиг я сердцем, - и леса, и болота, и сопки. У меня есть опыт ведения боев в горно-лесистой и болотистой местности, а коль так, то вождь меня туда и направит.

На рассвете Мерецков отбыл в Беломорск. Прилетел туда через два часа. На аэродроме его встретили начальник штаба Крутиков и член Военного совета Штыков. У обоих на лицах улыбки.

   - Чего вы такие весёлые, а? - усмехнувшись, спросил Мерецков, пожимая им руки.

   - Как же не улыбаться, если прибыл командующий и, видимо, привёз добрые вести. - Штыков прикрыл улыбку рукой.

В штаб, однако, ехали молча, а когда вошли в помещение и разделись, Мерецков заговорил:

   - Ты вот, Терентий Фомич, сказал про добрые вести. Вести я привёз, но они скорее грустные, нежели добрые. Нашему Карельскому фронту приказано долго жить...

   - Как это понять? - встрепенулся Крутиков.

   - Недели через две наш фронт расформируют! - сердито изрёк Мерецков. - Войска разбросают по другим фронтам, и будь здоров, так что не до веселья.

   - А нас куда пошлют? - забеспокоился генерал Крутиков.

   - Я ещё не знаю, куда направят меня, но, если дадут другой фронт, вас, Алексей Николаевич, и вас, Терентий Фомич, я возьму с собой, - хитровато прищурил глаза Кирилл Афанасьевич. - К вам я привык, да и вы, наверное, ко мне привыкли. А главное - мы сработались. В том, что нам придётся ещё воевать, я ничуть не сомневаюсь. Вот только где? Об этом Верховный пока мне ничего не сказал. - Маршал помолчал. - Ставка дала высокую оценку боевым делам Карельского фронта, особенно во время проведения Петсамо-Киркенесской операции.

   - Ставка? - переспросил Крутиков. - А кто конкретно?

   - Сталин, разумеется, его заместитель маршал Жуков, начальник Генштаба генерал армии Антонов... Может, хватит перечислять? Кстати, Терентий Фомич, я привёз бланки партбилетов. Александр Сергеевич Щербаков передаёт вам горячий привет.

   - Он не спросил, почему я редко бываю в Ставке? - насторожился Штыков.

   - А почему он должен спрашивать, Терентий Фомич? - Мерецков сдвинул брови. - В Ставку вызывают, чтобы выругать, а ты у нас работаешь хорошо, так сказать, передовик!

Генерал Крутиков хохотнул в кулак, а Штыков залился краской.

   - Тогда мне полагается орден или, на худой конец, медаль, - в свою очередь отшутился он.