Мэри Джейн

– Мини Джонс позвонила мне в шесть утра, чтобы спросить, видела ли я газету, – сказала мама. Я не могла понять, из-за чего она больше расстроена: из-за самой фотографии или из-за того, что ей пришлось узнать о ней от Мини Джонс.

– Мини Джонс… – начала я, а затем остановилась. Что я могла сказать о Мини Джонс такого, что не ухудшило бы моего положения? Если бы мои родители узнали, что Джимми занимался непотребствами, пока я присматривала за ребенком, они бы разозлились еще сильнее, чем сейчас. Кроме того, я не владела лексикой, подходящей для того, чтобы рассказать родителям о том, что происходило между Мини Джонс и Джимми. Я бы не осмелилась при них произнести такие слова как «секс», «соитие» или «открытый брак». Мы с мамой никогда даже не говорили о моих месячных. (Примерно за год до того, как у меня начались менструации, под раковиной в моей ванной комнате появилась коробка гигиенических прокладок и эластичный гигиенический пояс. С тех пор, как я начала ими пользоваться, коробка пополнялась каждый месяц, как по мановению волшебной палочки.)

– Я ЖДУ. – Папа стукнул кулаком по столу, и я подпрыгнула. Я подумала об Иззи Коун. В ее жизни, вероятно, не было ни секунды, когда она боялась бы своих родителей. Я внезапно осознала, что страх был эмоцией, которая постоянно присутствовала у нас в доме и питала его, как электричество, мерно и беспрестанно гудящее в стенах.

Я решила зайти со стороны медицины.

– Доктор Коун – лечащий врач Джимми…

– Джимми, – фыркнул папа. – Ты обращаешься к взрослому мужчине по имени?

– Мини Джонс сказала, что он героиновый наркоман. – Мама шмыгнула носом и быстро моргнула. Я никогда не видела, чтобы она плакала, и боялась, что сейчас это произойдет.

– Никто не должен был знать, что они в городе, потому что… потому что это врачебная тайна. – Я была рада, что вспомнила точную формулировку, которую использовал доктор Коун.

– Ну, Мини Джонс же знала! – хмыкнула мама.

– Доктор Коун попросил меня никому рассказывать.

– Зачем им нужна была ты, если его лечением занимался доктор Коун? И почему ты разгуливаешь по всему городу с героиновым наркоманом? – Мама снова бросила взгляд на газету, а потом снова на меня.

– Они жили на третьем этаже дома Коунов. Доктор Коун целыми днями принимал его в своем кабинете, а миссис Коун развлекала Шебу. А я присматривала за Иззи. – Правда казалась самым щадящим объяснением из всех возможных.

– Что он за доктор такой? Один пациент на весь день? Он хотя бы настоящий врач? – спросил папа.

– Так у нее нет рака? – спросила мама.

– Он психиатр. У него кабинет в переоборудованном гараже. И у миссис Коун нет рака. – Я почувствовала, как во мне набухают эмоции, подобные тем, что я испытывала все лето, находясь рядом с Коунами. По моим щекам покатились слезы.

Папу, казалось, вовсе не интересовала моя ложь о раке.

– Почему Джимми тебя целует?

– Он шепчет, а не целует, – выдавила я сквозь ком размером с кулак, застрявший у меня в горле.

– Что?

– Он не любит фотографироваться. Он хотел уйти. Он говорил мне это.

– Почему он говорил это тебе? Этот мужчина тебя обесчестил?

– Что? Нет! Что?! Папа, нет! – То, что подобная мысль вообще пришла ему в голову, шокировало меня. Насколько я знала, мой отец даже не подозревал, что у меня уже были месячные.

– Не ври нам. – Папа снова сверлил меня взглядом.

– Честное слово. Я еще даже не целовалась ни с кем. – Последнее прозвучало шепотом: секрет, который мой отец, никогда раньше не задававший мне личных вопросов, казалось, не имел права знать. Секрет, которым я с легкостью поделилась с Коунами, Джимми и Шебой на пляже.

– И где ты взяла эту одежду? – Мама снова шмыгнула носом. Ее глаза казались влажными.

– Мам… П-прости. – Я запнулась и подавилась последним словом. А потом меня прорвало, и я разрыдалась по-настоящему.

– Прекрати истерику. Марш в свою комнату, – скомандовал папа.

Но легче было сказать, чем сделать. Я оставалась на своем месте, и мои плечи безудержно тряслись, пока я рыдала. Но вместо того чтобы высосать из меня последние силы, плач как будто вдохнул в меня воздух и позволил мне перевоплотиться в того человека, которым я стала с Коунами. Впервые в своей жизни я возразила своему отцу.

– Нет. Я не могу. Мне нужно присматривать за Иззи.

– МАРШ В СВОЮ КОМНАТУ. – Отец встал, обогнул стол и навис надо мной. Я втянула голову в плечи.

– Но меня ждут!

В ту же секунду пальцы отца, жгучие, словно змеиное жало, сомкнулись на моем предплечье. Он рывком поднял меня со стула и потащил к лестнице. Я знала, что в мире есть дети, которым приходится терпеть побои от своих родителей или опекунов, и понимала, что действия моего отца не шли с этим ни в какое сравнение. И все же происходящее казалось мне не менее чудовищным и разрушительным, чем замах кулака. Я вырвалась, словно спасаясь от верной смерти, и бросилась в свою комнату.

Несколько секунд спустя я услышала, как хлопнула входная дверь.

Я лежала, уткнувшись лицом в подушку, плача и дрожа после перепалки с отцом, когда вошла мама. Я села на кровати и повернулась к ней.