Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай

– Может быть, вы ввели ее в заблуждение или чем-нибудь дали ей повод надеяться, что она станет вашей женой?

– Ни то и ни другое! К родной сестре я не мог бы относиться с большим уважением, чем к Озэме, и именно потому я и поспешил вверить ее заботам моей тетушки и доньи Мерседес. Разве это не достаточное доказательство?

– Это звучит убедительно, сеньора, – обратился Колумб к Изабелле. – Граф глубоко чтит женскую добродетель и не решился бы ее оскорбить при всем своем легкомыслии.

– Всем этим прекрасным рассуждениям и доводам противоречат ясные слова юной девушки, почти ребенка, не искушенного во лжи. Она слишком простодушна, и сан ее слишком высок, чтобы снизойти до недостойного да и бесполезного обмана. Надеюсь, ты согласна со мной, Беатриса, и не станешь искать оправданий для этого вероломного сеньора, хотя он и считался до сих пор гордостью вашего рода?

– Право, не знаю, сеньора! – ответила маркиза. – При всех его слабостях и недостатках – а у него их, видит бог, немало – коварство и лживость никогда не были присущи

Луису де Бобадилья. Даже то, что он доверил юную принцессу моим заботам, я приписываю благородному порыву его сердца. Видимо, он надеялся, что пребывание

Озэмы в моем доме скорее откроет мне всю правду. Но я хотела бы еще порасспросить донью Озэму, чтобы окончательно во всем убедиться. А что, если все мы стали жертвой какого-то странного недоразумения?

– Хорошо, – согласилась Изабелла; чувство справедливости заставляло ее быть особенно внимательной, когда предстояло вынести какое-либо решение. – От нас зависит судьба одного из знатнейших людей Испании, и мы должны позволить ему защищаться против столь тяжкого обвинения. Граф, можете задавать принцессе вопросы, я вам разрешаю!

– Сеньора, недостойно рыцаря вступать в препирательства с дамой, к тому же принцессой и чужестранкой! –

гордо ответил Луис, невольно краснея, потому что Озэма смотрела на него с нескрываемым обожанием. – Если вы считаете нужным продолжать допрос, пусть этим займется кто-нибудь другой!

– Так как мне предстоит наказать виновного, я возьму на себя эту неприятную обязанность, – холодно согласилась королева. – Мы не вправе избегать ничего, что может хоть сколько-нибудь приблизить нас к высочайшей из добродетелей – к справедливости, – не правда ли, сеньор адмирал? – обратилась она к Колумбу и продолжала: –

Принцесса, вы сказали, что дон Луис женился на вас и теперь вы считаете себя его женой. Где и когда предстали вы перед священником?

Озэма поняла вопрос королевы и ответила на него бесхитростно и прямо:

– Луис женился на Озэме христианским крестом! –

сказала она, прижимая к груди драгоценный подарок, который наш герой вручил ей в минуту смертельной опасности. – Луис думал – сейчас умрет, Озэма думала – сейчас умрет. Оба хотели умереть мужем и женой. Луис женился крестом, как добрый испанский христианин, Озэма – в своем сердце, как добрая гаитянка, как делают у нас.

– Здесь явно какое-то недоразумение, какая-то печальная ошибка, вызванная различиями языков и обычаев, –

заметил адмирал. – И дон Луис здесь ни в чем не виноват. Я

сам видел, как он дал ей этот крест. Это было на море, во время шторма, и тогда я про себя похвалил графа за стремление спасти душу бедной язычницы. Никакой свадьбы не было да и не могло быть. Только девушка, совершенно незнакомая с нашими обычаями, могла принять за брачный обряд простой жест, когда граф вручил ей крест, надеясь, что этот символ спасет ее душу!

– Дон Луис, вы подтверждаете то, что сказал сейчас адмирал? – спросила королева. – У вас действительно не было иных помыслов?

– Конечно, не было, сеньора!

– И вы никогда не стояли с ней перед священником, ничем не пытались ввести в заблуждение эту бесхитростную индианку?

– Сеньора, я не умею лгать и готов признаться, что виноват перед Озэмой. Ее красота и милый нрав, а главное

– ее сходство с доньей Мерседес говорят сами за себя.

Последнее особенно расположило меня к ней, и, если бы мое сердце не было отдано другой, я бы открыто женился на принцессе. Но мы встретились для этого слишком поздно. Само сходство Озэмы и Мерседес заставляло меня их сравнивать, и, конечно, невежественная язычница не выигрывала от такого сравнения. Признаюсь, я питал к

Озэме нежность, но никогда это чувство не вытесняло из моего сердца Мерседес! И если я виноват перед доньей

Озэмой, то лишь в том, что не всегда умел скрывать свое восхищение, вызванное ее детской простотой, а главное –

сходством с Мерседес. Но никогда ни словом, ни делом я не оскорбил ее и не обидел!

– Эта речь мне кажется честной и правдивой, – проговорила королева. – Что скажешь, донья Беатриса? Ты лучше знаешь графа, и тебе легче судить, насколько можно доверять его словам.