Мёртвая душа

Инг нервно ковырял заусенцы, сидя у камина своего кабинета. Зима уже прошла, но настоящие холода только начинаются.

Хотя природные морозы не шли ни в какое сравнение с той стужей, что лютовала внутри него. Обжигающий мороз сковывал всё тело, периодически Инг вздрагивал из-за напряжения мышц.

Скулы сводило. Дёсны болели от того, как сильно он сжимал челюсть.

Но мерный огонь и расковырянные в кровь пальцы не решат его вопрос. Нужно самому. Всё самому…

Он отправил Ру письмо, но она проигнорировала его. Вместо ответа он получил невероятное донесение — его сестра под видом мальчишки, но обряженная в женское платье, блистает на параде среди тысячи зрителей. Для Инга это было однозначное заявление — чтобы он не говорил, каким бы ни было его мнение и решение, Ру не собирается возвращаться. И угрозе его она не вняла.

Что ж, Инг не пустословит — он написал письмо капитану Гао, в котором требовал выслать сестру из Донга. По всяким законам — и Бея, и Донга, он был её опекуном. Да-да, отец скончался и был отправлен по Скорбной реке — Инг самолично выпустил горящую стрелу, что превратила отца в пепелище.

Раз отца нет, и Инг является опекуном Сяору, значит, он решает, где и когда ей находиться. Он знает, что для неё лучше — его разум не засорён женским мусором и идеями романистов.

Письмо уже должно было прийти в Донг, или придёт на днях — Инг не знал, но терпение его заканчивалось. Он был взвинчен, вспыльчив и его мучила бессонница — к прочим проблемам нового короля не хватало добавить только заботы о непослушной девчонке.

Хотя Ру для Инга была его главной заботой. Он клялся её матери, что будет следить за ней, он воспитывал её, он воспитывал её слуг, он всё делал, только бы Ру было безопасно в мире, в котором правил Айварс.

Сейчас он ненавидел свои идиотские идеи. Отправить в Донг под именем Робао — это казалось просто гениальным решением. Решением труса! Труса, который боялся возразить отцу даже ради защиты сестры!

Инга снова передёрнуло — это было похоже на кратковременные судороги, всё тело сковывало до боли и дрожи. Мерзко и не прибавляет спокойствия. В нездоровом теле нездоровый дух. А здоровье вернётся только с уверенность, что Ру — его маленькое солнце, в абсолютной безопасности. Даже если сама Ру этой безопасности никогда не искала…

*****

Как сказала медсестра, я была в коме почти две недели. И ладно бы только это омрачало моё и без того мерзкое пробуждение — нет, мне предстояло пройти ряд пренеприятнейших процедур, среди которых вытаскивание пищевой трубки из глотки оказалось наименьшим злом.

Духи их раздери, да лучше бы они меня не кормили и не поили — возможно, не нужно было бы выводить из меня «продукты жизнедеятельности»!

Медсестра, приводящая меня в порядок, рассказывала обо всём, как о невероятной удаче. Запугивала какой-то колостомой и воспевала местное пыточное оружие под названием «катетер».

Да, день после пробуждения был, кажется, самым тяжёлым в моей жизни…

Однако кое-что меня волновало больше, чем лишние трубки в организме — на всех принадлежностях было имя Робао и знак мужского пола. Едва ли врачи не заметили у меня отсутствие мужских половых признаков и присутствие женских.

Тогда в чём причина?

Друзья навестили меня только к вечеру — сначала пришёл Джианджи, потом Ян, затем Фен-Фен с Су-Су, потом Тао.

Они спрашивали про самочувствие, говорили обо мне в мужском роде, и я никак не могла понять — они знают или не знают?

А если знают — почему так добры со мной? Где упрёки? Хотя бы намёк на обиду?

Мысли просто разрывали мою голову, но рот не открывался, чтобы спросить напрямую. Словно спроси я, и все они отвернуться от меня раз и навсегда. Я как маленький ребёнок, который закрыл глаза и думает, что никто его не видит.

Но они всё видят. А может и не видят, ведь я постоянно лежу, а под больничной пижамой и не заметно, что на мне нет корсета, ведь так?..

Всех выгнали через пару часов беседы, в которые они только задавали вопросы, а я только отвечала, не успевая задать свои.

Приёмные часы закончены. И никаких исключений.

Меня покормили пресным ужином, ведь после комы с желудком могут быть проблемы: ещё одна «отличная» новость — я не скоро увижу нормальную еду.

И когда медсестра в последний раз проверила все показатели, а сиделка уснула в тёмном углу палаты, я просто расплакалась.

Рвущиеся наружу рыдания растревожили рану, и мне стало жаль себя ещё больше — я кусала губу, чтобы не издать ни звука, и плакала, плакала, плакала.

В коме я не ощущала, что прошло так много времени. Казалось, я упала, закрыв глаза, а, проснувшись, оказалась здесь. Меня навестили друзья, огнестрельное ранение оказалось пустяковым, вот-вот меня должны будут выписать, а я… А я плачу.

Потому что.

Потому что Лей, демонов засранец, не пришёл. Все пришли! А он не пришёл!

А ещё — потому что я просто ужасно выгляжу, и хорошо, что он не пришёл.

Но я всё равно ждала! До последнего вопроса, до последней улыбки. Даже когда всех выпроводили, я ждала — что он всех растолкает и зайдёт, я же его братец и соседушка. Или всё это пустые слова?

Засранец…