Мертвая вода: Стихи.

Скорый поезд недостаточно скор,
приедается услуг ассорти.
Взглядом выплеснув усталый укор,
проводница запирает сортир.

Пиво теплое, а раков — нема.

Капли пота — по вискам, по вискам.
Мой попутчик, выходя из ума,
предлагает самопальный вискарь.

Остановка, хоть в окно поглядим:

две избушки, огороды и грязь.
Ах ты, Родина, ах, диво из див, —
проблеваться бы в тебя, умилясь.

Едем дальше, вон березки пошли,

за стакан держусь, унылый сатир.
Я не буду ни грустить, ни пошлить,
просто жду, когда откроют сортир.

2008

«Уходят под воду года-корабли…»

Уходят под воду года-корабли,
прожитое храня.
Но все колебания в мутной дали
не колышат меня.

Звучит колыбельная средних широт

на различных волнах.
А то, что любил я, минуло, и вот —
обращается в прах.

Летит ли к земле бесноватый болид,

и грядет ли резня? —
У кошек, собак ничего не болит;
впрочем, и у меня.

Все меньше азарта, задора, а сил —

вполовину, на треть.
Хотел оглянуться — себя же спросил:
«Разве стоит смотреть?»

В развалинах замок, руины в пыли;

ни дубравы, ни пня.
У кошки боли, у собаки боли,
не боли у меня.

2010

«В провинции жизнь попроще…»

В провинции жизнь попроще:
людей меньше, да лучше, а времени — как грязи.
Зри поверх крыш — то поля в клетку, то рощи…
Написать идиллию разве?

Выйдешь в переулок, а у завалинки

кучкуется молодежь.
И в груди засвербит что-то маленькое,
но въедливое, как вошь.

Закусив раскатанную губу,

отмахиваясь от комарья,
наблюдаешь аборигенов гурьбу,
взглядом — голоден, телом — рьян.

Подойти бы, обнять вон ту, — в джинсах со стразами

(по сельской последней моде),
но ведь оттолкнет, зараза,
еще и даст по морде.

А вдруг подумает: «Житель столичный, —

нафига посылать нафиг?
Вестимо, в карманах полно наличных,
да и лицом не урод, папик».

И таким макаром позволит все, что угодно;

пива хлебнув, станет воды тише,
пискнет: «Поедем отсель, и будем свободны,
рожу тебе, если пропишешь».

Но это, конечно, фантазии глупые.

Реальность такова,
что не видать ей моей халупы,
на которую давно утратил права.

И пока я рефлексирую, как заезжий мусью, —

ее обнимает-слюнявит другой,
и она отвечает ему вза-им-но-стью
и дрыгает правой ногой.

Так что спешу себе мимо, считая версты ли, мили, и путая след,

и шепчу: «Любите друг друга, милые»,
будто мне уже тысяча лет.

2008

Мертвая вода

На дворе трава —
мается завитками.
У глухого рва
плачет змеиный камень.

У глухого рва,

если к закату дело, —
раскатать слова
тайного запредела.

Бормочи в ночи,

смысла мольбы не зная,
Бьют ключом ключи —
белая кровь земная.

Бьют они ключом,

бьют сквозь глазницы камня.
Кто я? И о чем
шепчет порой тоска мне?