Мертвая

Каждый год кто-то да не удерживался. Что поделаешь, городок наш – место специфическое до крайности. Это уже после, ближе к лету, когда дожди иссякнут, небо сделается чуть ярче, лужи подсохнут, а на городских клумбах зазеленеют розы… тогда в город потянутся приезжие. Сперва это будут редкие парочки, которые прибудут утренним самым дешевым рейсом. Они станут держаться нарочито отстраненно, всем видом своим демонстрируя независимость и состоятельность, они поселятся в пансионатах средней руки или же на съемных квартирках… позже станут появляться мобили и потянется публика совсем иного свойства. И нечего думать, что зверское убийство сколь бы то ни было повредит репутации города. Напротив, оно придаст скучному курортному бытию остроты… Простор для фантазий. Слухи… Игра. Раньше мне это не представлялось столь уж циничным. Теперь… что изменилось? Светлый дом повлиял? Надо будет сдержать слово и отправить сюда приличную прислугу.

– Тоже заметил? – Диттер смахнул каплю со лба и поморщился. – Это место вызывает у меня желание повеситься…

– Ты про дом?

– Я про город.

И оба уставились на меня. А я… что я?

– Не поддавайтесь, – посоветовала я и раскрыла зонт. А эти ишь, усмехаются. Думают, шучу, но… здешние дожди имели какое-то совсем уж необъяснимое свойство поднимать в душах людей неподготовленных самое дурное…

– Думаешь…

Диттер предложил мне руку. И Вильгельм. Монк, к счастью, держался позади вместе с отвратительного вида кофром, который он с трудом волок. Руки я приняла. На Монка оглянулась. Он стоял на дорожке, посреди лужи, не замечая этого, и смотрел на дом… как смотрел? Свет его сплетался со светом. И это было даже красиво, пожалуй… а еще, надеюсь, ему удастся отстоять девочку… и уехать ей стоит пораньше. Надо будет сказать Тео, что в столице есть пансионаты для девочек… там безопасно. Намного безопасней, чем здесь.

– Монк! – рявкнул Вильгельм, через мою голову бросив разгневанный взгляд на Диттера, который, впрочем, взгляд этот проигнорировал, сделав вид, будто ему все равно. – Навязали на мою голову… а мне присматривай, чтобы не вляпался… куда теперь?

– К Норману Ульгрему, – ответила я. – Что? Младшим сестрам многое известно о жизни старших… а что до Ингрид…

…мой рассказ не занял много времени. Дознаватели слушали. Вильгельм хмурился, Диттер покусывал губу… а ведь он снова бледный и почти ничего не ест. Ему не больно, богиня сдержит свое слово, но… отсрочка рано или поздно закончится,и болезнь сожрет его. Жаль ли мне? Немного. Да, именно… я ведь не чудовище, я ведь способна на обычные человеческие эмоции… именно так… все дело в сочувствии… и ещё у него шея смуглая. А на плече родинка, я помню.

– Что-то не так? – Диттер очнулся.

– Что именно?

– Не знаю… но ведь не так?

– Все не так, – буркнул Вильгельм, пытаясь занять водительское место, но я шлепнула его по руке. А будет возмущаться, выделю ему собственный мобиль. – Город этот… люди… Норман, значит?

…он был немногим старше Нормы. Норма и Норман. Мило. В обществе именно так бы сочли, а в статейке, которую всенепременно напечатали, объявляя о помолвке, написали бы, что люди с подобными именами просто должны были влюбиться друг в друга. Норман полноват. Рыхловат. На редкость нерешителен. Он вздыхает и мнет платочек,трогает воротничок рубашки своей, уже изрядно измятый, а после, вовсе забывшись, начинает кусать себя за пальцы. Вздыхает. Спохватывается. Лицо его кругло. Щеки пухлы. Вздернутый какой-то девчачий носик. И пухлые губы бантиком. Ямочки на щеках. Не мой типаж, но кому-то определенно нравился.

– Я… я до сих пор простить себе не могу… – он и говорил-то тонким женским голоском, который раздражал неимоверно. – Мне… мне следовало проводить ее… она… была такой милой, такой… я собирался… собирался объявить ее отцу о намерениях… ухаживать… просить разрешения.

Мямля. Но светлый до зубной боли, а светлые не убивают, во всяком случае, не так, как убили Норму,и я почти готова поверить, что та в посмертии своем оказалась права.

– Я… я осознаю, что… такая девушка могла бы… найти кого-то… куда более достойного… ее красоты и ума… – он запинался и розовел, а на щеках вспыхивали алые пятна,и Норман хватал себя за щеки. Светлые ресницы его трепетали, а в глазах стояли слезы. Возникло почти противоестественное желание обнять этого бедолагу. Но я моргнула,и желание исчезло. Ага…

…а ведь в доме не только он обретается. И дом этот, пусть расположенный в приличном районе, был невелик. Но с другой стороны, дело не в размерах… здесь, в отличие от особняка Ингвардоттеров было чисто. Сиял наборный паркет. Поблескивали позолотой рамы. И картины… вот та мне знакома, на последнем аукционе за нее просили непотребную сумму в сорок тысяч марок. Как по мне мазня того не стоила, но Норману приглянулась…

– Это мой брат, – тихо произнес он, потупившись. – Он покровительствует искусству…

…вызолоченные ручки.

– Старший?

– Младший, – Норман вздохнул. – Он… он очень хороший человек, просто… немного другой…