И мы все обернулись на лестницу. Ингрид, младшая сестра нормы. А девчонка подросла… и похорошела, с неудовольствием вынуждена была отметить я. Не люблю красивых женщин. Хрупкая. Воздушная. Вся какая-то… полупрозрачная, что ли? Облако белых волос. Остренькое личико. Глазищи огромные, губы бантиком… а ведь эта бледность отчасти искусственного происхождения, как и тени под глазами. Мужчины могут быть слепы, но меня не обманешь: девчонка умела пользоваться косметикой. И кудряшки ее слишком уж аккуратны: не обошлось без косточек. Платье темное, траурное, но выгодно подчеркивает тонкую талию. Квадратный вырез глубок ровно настолько, чтобы соблюсти приличия, но при этом приоткрыть грудь… и оба моих инквизитора уставились на эту самую грудь… и не только на нее.
Я испытала преогромное желание пнуть Диттера. И Вильгельма. В доме, между прочим,траур, а они девицу взглядами облизывают. И плевать, что она не против.
– Папа… – всхлипнула Ингрид и, протянув руки, бросилась к отцу, который вскочил, обнял ее. – Папочка…
Плечики вздрагивали от рыданий,и на долю мгновения я испытала укол совести. На очень маленькую долю. Рыдания были картинными, призванными продемонстрировать окружающим глубину горя. А пахло от девицы кровью,и вовсе не той, которой пахнет от любой девицы раз в месяц.
…может, порезалась? Или… Нет, зачем ей желать Норме смерти, тем более такой… нелепейшая мысль… однако я ее сохранила. Позже озвучу, а пока…
– Извините, – я встала. – Похоже, нам не обойтись-таки без чая… не стоит провожать, кухню я найду сама…
…только сперва загляну на второй этаж. Здесь было почище.
Пыли лежало меньше, а может она умело пряталась в потоках света. Ковровая дорожка. Старинные гобелены на стенах. Оружейные пары и древнее чучело медведя, застывшего на задних лапах. От чучела пахло лавандой и порошком от моли, но, кажется, средства не слишком помогали, поскольку над медвежьей головой кружился выводок полупрозрачных бабочек.
Двери……двери…
Эта комната в зеленых тонах явно принадлежала Норме, здесь ещё витает запах тех резковатых цветочных духов, которым она отдавала предпочтение. И платье, небрежно брошенное на спинку стула, узнаю. Нарядов у Нормы было немного и, как понимаю, отнюдь не из-за бедности семейства. Наряды ей были не интересны. Я тихо вышла и бросила на дверь сторожка. Похоже, после смерти сила моя стабилизировалась,иначе и не объяснить, что заклинания мне отныне даются легко. В комнату Нормы мы вернемся, а меня интересовали другие.
…будуар в бледно-лиловых тонах. Свежие обои. И ширма с лотосом… почему-то меня передернуло, хотя очевидно, что в данном случае имеет место обыкновенное совпадение. Священный лотос – популярный мотив… новый ковер на полу.
Запах духов. Сладких. Душных. И ощущение, что разлили их специально, перебивая другие ароматы. Зеркало, тоже новое, улучшенное, я такое себе два года тому заказала. А на туалетном столике выводок разного рода флаконов и флакончиков. Вот эти мне знакомы, сама подобными пользуюсь, а вот здесь что-то новое, с ванильной отдушкой. И настойка с кайенским перцем для роста волос. …для осветления. Восстановления. Питания… маска для рук… масло для ногтей… боги, у меня столько всего нет, а ей… Ингрид отнюдь не так близка к свету, как ее сестра.
– Здесь вы ничего не найдете, – звонкий голос заставил обернуться. – Ингрид умеет прятать свои секреты.
А вот и Эльза, младшая из сестер. С виду ей лет десять. Те же светлые волосы, заплетенные в косички,те же остренькие черты лица, правда, сейчас напрочь лишенные всякой прелести. Шея длинная. Руки в мелких царапинах, будто по кустам лазила. Платье в клеточку с пышной юбкой, на которую село чернильное пятно.
– А где найду? – что-то везет мне в последнее время на детей. И недружелюбных. Ишь, зыркнула светлыми глазами…
…ей бы линию роста бровей подправить. И подкрасить не мешало бы, а то на этом белесом личике цветов, казалось, вовсе нет. И ресницы длинные, пушистые, но светлые, а потому создается впечатление, будто они отсутствуют.
– Не знаю, – девочка наморщила нос. – Но в комнате она точно ничего такого не держит…
…и я догадываюсь, почему. Наверное, стоит порадоваться, что единственная сестра моя росла вне моего дома. В этом имелся определенный смысл.
– Ты неживая.
– Знаю.
– Но выглядишь как живая.
– Почти.
Кожа слегка бледновата, глаза вот краснотой отливают и, что самое мерзкое, цвет этот усиливается, похоже, скоро придется прятаться за очками. Или шарфик в тон купить? Пока не решила.
– Ты меня растерзаешь?
– Я никого не терзаю, – я улыбнулась, вспомнив, что детям и старикам улыбки нравятся.
Располагают, так сказать. Эльза склонила голову набок, отчего одна косичка примялась, а вторая стала торчком. Ленты почти развязались.
– Нам лучше уйти, – сказала она, решив что-то. – А то Ингрид, если узнает, разорется… или отцу нажалуется. Она вечно на все жалуется.
И мне протянули руку. Липкую и не слишком-то чистую руку. А я ее взяла. Тепленькая… надо будет сказать Тео, пусть поговорит с детьми на тему, что свет, конечно, это благо, но вот каждому встречному доверять не стоит.