– Обойдется.
Уговаривать меня не стали, но пару вырванных волосков мейстер Виннерхорф убрал в карман широкого халата. Надеюсь, воск не помешает науке продвинуться вперед в изучении разумной нежити.
– Как мои…
Я запнулась. Кто? Гости? Или слуги? Или кого я там подобрала? Источники свежей и горячей крови, от одной мысли о которой рот мой наполнился слюной? Слюну я торопливо сглотнула.
– Прекрасно… просто прекрасно, – мейстер Виннерхорф взял меня за руку и, поднеся к лицу, обнюхал. – Знаете, от вас совсем не пахнет разложением… мертвая плоть как правило имеет весьма специфический запах…
И это было произнесено задумчиво, с толикой недоумения в голосе. Я и сама понюхала руку. Пахло розовой водой и самую малость коньяком, которым со мною поделился Аарон Маркович. Разложения мне только не хватало…
– Позволите? – он надавил на ладонь и из пальцев моих выдвинулись когти. – Какая невозможная прелесть!
В коготь потыкали пальцем, проверяя его остроту.
– Прекратите…
– Вашим… гм, домашним, я бы настоятельно рекомендовал покой, хорошее питание и отдых… в остальном… основные повреждения я залечил. И с позволения вашего оформил должным образом… мало ли… практика показывает…
Он мял мою руку. Крутил ладонь, словно проверяя, достаточно ли прочно держится сустав. Шевелил моими пальцами, заставляя их сгибаться и разгибаться. Цокал. И продолжал говорить:
– …показывает, что некоторые вопросы приходится решать в судебном порядке…
…судов я не боялась,тем паче пока у меня имелся Аарон Маркович…
– Вы позволите? И прежде чем я успела что-то сказать, у меня отщипнули кусочек кожи. Было не больно, но я зарычала…
– Простите… – раскаяния в голосе было ни на грош.
А я вздохнула.
– Крови вам нацедить? Точнее не совсем, чтобы крови…
Глаза Виннерхорфа вспыхнули.
– Взамен?
Вот за что его люблю,так это за тонкость чувств и понимание.
– Моя смерть…
– Печальное событие…
– Вы присутствовали?
– Не имел чести… к сожалению, – мейстер Виннерхорф отпустил мою руку. – Я вынужден был покинуть город…
– Причина?
– Очень личная.
– И все-таки?
Как-то вот подозрительным мне кажется обстоятельство, что я преставилась именно тогда, когда семейный целитель, единственный,кому я более-менее доверяла, уехал из города. Не то, чтобы он не имел права, но… прежде мейстер, если куда и удалялся,то в пригород. Он вздохнул. Потарабанил по столу. И тихо произнес:
– В городе неладно…
В этом городе всегда что-то да неладно, будь то стихийный выброс темной энергии, провоцирующий мигрени, зубную боль и вспышки ярости, несанкционированные ритуалы на старых погостах или появление провидиц, предвещающих очередной конец света… в общем, неладность – это нормально. Ненормально, когда она такая.
– Моя сестра… попала в затруднительное положение… мы давно не виделись, но получив от нее телеграмму, я не мог остаться в стороне… однако оказалось, что на деле все не так уж и печально, более того… она клялась,что не отправляла телеграмм…
И это еще более подозрительно. Настолько, что мейстер Виннерхорф тяжко вздыхает,и в том мне видится признание вины. Впрочем, полагаю, если бы я находилась при смерти, он отложил бы поездку. Но я была здорова… и здоровой умерла.
– От чего?
– Что? Ах да… мне сказали, что острый приступ почечной колики… подобное, к сожалению, случается…
– И кто… поставил диагноз?
Посмертный, к слову.
– Мой коллега… я всецело доверяю его мнению, – правда, сказано это было несколько неуверенно.
– Мне бы хотелось с ним побеседовать…
– Боюсь… он покинул город.
Как мило…
– Если бы мне было позволено провести вскрытие, – сказал мейстер Виннерхорф, глядя на меня печальными синими очами. – Я бы мог сказать точнее…
– Спасибо, но… пожалуй, воздержусь.
…за своими домашними я отряжу Гюнтера, пусть заодно уж закажет одежды и чего там ещё надо. А я…
…инквизитор был зол. Тот, серенький. Диттер сидел, вытянув ноги, прислонившись спиной к ржавому фонаpному столбу. Кристалл в нем то ли перегорел, то ли вовсе никогда не работал. Стеклянный колпак был разбит и скалился в небеса парой тройкой пустых зубов. Монк сидел рядышком, обнявши знакомый кофр. А вот серенький метался по улице с видом в высшей степени возбужденным.
– Что ты себе позволяешь?! – рявкнул он, бросaясь едва ли не под колеса. Это хорошо, что у меня реакция отменная, а то пришлось бы возвращаться теперь к мейстеру Виннерхоpфу с его маниакальным желанием покопаться в моих внутренностях.
Крови – теперь она была темной и густой, что деготь – ему было маловато. И по глазам я видела, что мысль о вскрытии прочно поселилась в светлой его голове, вытеснив иные, несколько неудобные для мейстера и его совести мыслишки.
– Пирожные, – скромно сказала я, разглядывая серенького сквозь ресницы. – Два со сливками, ещё пару эклеров… если бы вы знали, какие здесь готовят эклеры… я слышала, что мертвые не полнеют, поэтому и позволила еще несколько.