Мертвая

– Мой… клиент уверен, что произошло недоразумение…

– Прошу, – Гюнтер явился с подносом, правда, на нем были не чашки с кофием – гости были сочтены недостойными и этакой малости, – но знакомого вида бумаги. Их Вильгельм взял, чашечку на поднос поставил.

Χмыкнул. Пробежался взглядом. Бровка его приподнялась. А босая ступня почесала другую босую ступню, что заставило герра Германа поморщиться. Экий он, оказывается, моралист… в публичном-то доме мне другое говорили. И вообще, какая разница, сколько у девушки потенциальных любовников, лишь бы прокормила… а судя по тому, как инквизитор почесывал впалое брюхо свое, есть ему хотелось. Диттер, к слову, шоколад свой допил торопливо, и спешка эта была заметна не только мне. А ещё носки… темно-пурпурные носки на длинных подвязках, к счастью, одинаковых, а то имелся среди моих приятелей один, который вечно эти подвязки терял и потому щеголял в разных…

– …мой клиент сожалеет… что фройляйн пришлось стать свидетельницей семейной ссоры, однако это… внутренние дела… общины…

Он явно давился словами, но продолжал говорить.

– Внутренние… – бумаги Вильгельм сложил пополам и сунул под полосатую подушечку, положенную на софу исключительно красоты ради, а вовсе не для того, чтоб под нее совали всякое. – Внутренние… это внутренние… передайте вашему клиенту…

Он поднялся медленно. Текуче…

– …что в империи очень не любят, когда кто-то ставит свои внутренние порывы выше интересов государства…

Он двигался бесшумно. Мягко. И в два шага оказался подле красного хиндара. А ведь одного росточка, вот только Вильгельм поуже в плечах, да и вовсe смотрится хилым, недокормленным. Именно поэтому хиндар лишь хмыкнул : не увидел угрозы в смешном имперце, который носит халат поверх подштанников…

– …и уж тем более практикует ритуалы, однозначно запрещенные Инквизицией и его Императорским величеством Казимиром третьим Благим…

…ага, помнится, он издал пару спорных указов, в том числе дающий одаренным женщинам право владеть собственным имуществом.

Хороший был дядечка. А потому и прожил почти двести лет, пока народец, подобным самоуправством возмущенный – куда это бабе да деньги в руки давать, не говоря уже о земле – не пообвыкся…

…и судьи опять же. Если память не изменяет, были там… примеры прецедентного права, вызвавшие настоящую волну реформации…

– Мой клиент всецело осознал ошибку…

Ага, по глазам вижу. Ишь, полыхают. И столько ненависти… Аарону Марковичу придется изрядно потрудиться,ибо дешево мне детей не продадут. Да, женщина вольна уйти от мужа, но вот дети ее принадлежат в первую очередь отцу. И он, клянусь милостью Кхари, знал об этом.

Двадцать тысяч? Он двести потребует… а я отдам, потому что деньги я зарабатывать умею, а вот с людьми нормальными как-то оно не получается. Кхари же нужна эта девочка.

– …и готов присягнуть,что подобное больше не повторится… – поверенный сглотнул и устало добавил. – Как отец, он имеет полное право забрать своих детей… и жену…

– С ее согласия…

Этот оскал… он уверен, что Рашья согласиться. Да и куда ей от детей уходить? Пойдет за мужем, как крыса за проклятой дудкой. А там… долго ли собираться? Пара часов и… ищи их по всей Империи. Не найдешь. Сколько вообще существует таких вот полулегальных городков, которые не столько поселения, сколько норы в горах мусора? И таких вот ублюдков, уверенных, что они и есть высшая власть? Злость, наполнявшая меня, тихо напевала на незнакомом языке. И гремели барабаны. Тягуче ныли тяжелые рога морского зверя. Я слышала надсадный их рев столь же явственно, как и голос поверенного, расписывавшего то, каким замечательным отцом и мужем является Питхари, а что мне случилось стать свидетелем ссоры… порой женщины требуют слишком многого… я видела медные обручи. И гонг в морщинистой руке. Молот, занесенный над искореженной многими ударами поверхностью. Я… была там, на поляне, перед статуей Кхари. Я держала ритуальный нож и смотрела на смуглое горло человека, которого вот-вот принесут в жертву Плясунье. Его руки были стянуты за спиной. И отменнейшая конопляная веревка спускалась к ногам. Она была коротка, и поэтому человек выгибался. Грудь его, расписанная алыми змеями, часто вздымалась. Его сердце стучало быстро… быстрее ритма барабана… а в глазах мне виделся страх.

Презренный нара… вскрик боли заставил меня очнуться. Нет, музыка не стихла, просто отступила, давая возможность вернуться в мир яви. Питхари скривился, держась за бок. А Вильгельм обошел его с другой стороны.

– Что вы делаете? – взвизгнул поверенный. И герр Γерман покашлял в кулак, намекая, что, хоть жандармерия и не спешит вмешиваться в дела сии, но это не значит, что на нее вовсе не стоит обращать внимание.

– Провожу следственный эксперимент, – ответил инквизитор,тыкнув пальцем в грудь хиндара. И тот заревел то ли от боли, то ли от ярости, а ещё бросился на Вильгельма, который, правда, плавно ушел в сторону и добавил еще один тычок, в спину.

И бил же сложенными вместе пальцами,только господин Питхари рухнул на пол, где и остался лежать, жалобно поскуливая.

– Вы… вы не имеете права…