Мертвая

– Только, пусть не обижается, но спать я с ребенком не стану… дикари, чтоб их… пусть подрастет сперва. Что смотришь? Слушай, а я должен ей подарить что-то? Ну, раз свадьба… может,там куклу какую? Χотя… где я в этой заднице мира куклу возьму.

Тео вытирает кровь.

– Ничего… вот вернемся в Империю, я тебе куклу куплю. Ку-клу, – повторяет он по слогам, отчего речь его не становится более понятной. – Или две… или сколько захочешь.

Мы улыбаемся. Мы довольны. И это длится долго,до самого возвращения… мы успеваем увидеть, как деревню охватывает зарево пожара. Частокол занимается с нескольких углов, раздаются выстрелы, но они быстро глохнут.

– Что за…

…такхары, проклятые охотники, полагающие Ее исчадием зла… кто им сказал? Кто привел? Старуха? Неужели не понимала, что они сожгут всю деревню, стремясь избавиться от заразы… они знают, что Кхари способна проникать в сны и… или выкупила жизнь своей семьи остальными?

– Нельзя, – мы обращаемся к супругу. – Уходить. Там…

Грохот раздается такой, что небеса вздрагивают, а пламя и вовсе поднимается до небес,и в нем становится видна не только деревня, но и тхуга… их много. Они никогда не приходят малым числом, боясь силы Ее, но сейчас… их было больше, чем листьев на дереве, и травы в лесу. Они выходили и выходили из чащи, забирая деревню в кольцо. И те, кого не сожрало пламя, погибнут под жертвенными клинками Очищающих.

– Порох взорвался, – заметил Тео. – Думаешь, уцелел хоть кто-то?

– Думаю, пора уходить.

Муж нам достался на редкость разумный. Да, богиня наделила его силой, но тхуга слишком много, да и… не всякая сила способна причинить им вред.

– А солдаты…

Ангус развернулся.

– Идти, – я старалась говорить медленно. – Они. Пойдут. По следу.

У тхуга отменные следопыты, а потому надо бежать… бежать и надеяться, что ночь и джунгли станут хорошей преградой… я знаю путь к лесной реке.

– Тогда идем… – муж усмехнулся. – Только… надо ее забрать.

И это тоже было безумием. Но спорить почему-то никто не осмелился.

Глава 29

…в глазах богини печаль.

А я не понимаю. Или… если одни нашли путь, то и другие… И выходит, мы имеем дело с этими самыми тхуга… или нет? Все куда сложнее. А я вот лежу на теплом полу и разглядываю смуглую физию инквизитора.

– Знаешь, – произнес он этак, доверительно, – а я уже начал опасаться, что мы отсюда не выберемся…

– Я видела, как это было…

– Что?

– Все.

– Все – это слишком много…

Статуя… я вытирала пыль и чистила ее особым порошком, который научила готовить бабушка. А ту – ее бабушка,и в ювелирной лавке, наверняка, за голову взялись бы, узнав, из чего он делается, но… статуя сияла. Пол блестел. А я… я была немного другой. Получается, мой предок, попав в колонии, сумел увидеть нечто большее, нежели обилие золота и людей, не способных это золото удержать. И вглубь страны он направился, пытаясь обнаружить… Мою прабабку? Или того, кто способен поделиться силой? Интересно, что бы он делал, окажись она мальчиком? Или… усыновить всегда можно.

Я вздохнула и поднялась. Потрогала голову, которая слегка гудела, пытаясь справиться с новообретенным знанием. И главное, совершенно не понятно, что делать дальше. Хотя… Я огляделась. Раз уж здесь…

– Воды принеси, – я сунула ведро Вильгельму, который стоял у стеночки с видом пренезависимым. – Вон там дверь видишь…

– Здесь и вода имеется?

Имеется. И вода, и холодильные комнаты, где работает заклятье стазиса, установленное ещё моим прапрадедом… и жилые,и даже библиотека с особыми книгами, в которые мне, кажется, пришло время заглянуть.

– Пол помоете, – я вытерла ладони о платье. – А я подоконниками займусь…

– Что? – подобного Вильгельм, кажется, не ожидал.

– Считайте это жертвой… раз уж о другой не озаботились.

Диттер кивнул. Качнулся. И осел на пол.

– Твою ж мать, – Вильгельм закатил глаза. – Говорил я ему… и что теперь с этим болезным делать? Слушай… что ты там про жертву говорила?

…в храме время идет иначе.

И объяснить, как именно иначе, не получается. Иногда минута здесь выливается в несколько дней снаружи, иногда все происходит с точностью до наоборот. Главное, оно движется. Иначе. И эта инаковость не ускользает от внимания чужаков. Вот Вильгельм – мне все ещё хочется назвать его Вольдемаром – присаживается на пол, он кладет два пальца на шею Диттера и хмыкает.

– Жив, засранец мелкий…

– Ты его не любишь.

Почему-то мне становится легче: если жив сейчас,то проживет еще немного.

– Я никого не люблю.

– Почему?

– Дознаватель не может позволить себе такой слабости… чревато… один мой однокурсник, на редкость невезучий тип, не сказать, чтобы совсем тупой, но да,именно, что невезучий… вздумал связаться с ведьмой. И теперь вот медленно подыхает…

– Что случилось?