Мертвецы не катаются на лыжах

— Тем не менее посмотрим на ситуацию с более светлой стороны, — продолжал Генри, демонстрируя несколько бо́льшую доверительность, нежели испытывал на самом деле. — Теперь, когда Роджер увидел, к какой беде все это может привести, я готов побиться об заклад, что он образумится. Если бы меня спросили, я бы сказал, что он действительно любит Каро и, когда все эти неприятности останутся позади, вы отнесетесь к ним обоим более сочувственно. Простите, что говорю с вами наставительно, но такому человеку, как вы, имеющему безоговорочно надежное положение в этом мире, очень трудно понять точку зрения такого человека, как Роджер, который изо всех сил старается не терять лицо при почти полном отсутствии денег. Понимаете, что я хочу сказать?

Джимми мрачно кивнул.

— У меня создалось впечатление, — продолжил инспектор, — что эти двое решили, будто весь мир ополчился против них, а это очень опасное состояние души. Поэтому, если вы действительно хотите помочь Каро, лучшее, что вы можете сделать, это быть на ее стороне… и на стороне Роджера.

Джимми медленно раздавил окурок в пепельнице.

— Ладно, — заключил он. — Я постараюсь. Раз вы считаете, что Роджер ни при чем.

Генри испытывал неловкость, и это отражалось на его лице.

— Пока я ни в чем не могу быть уверен, но я изложил вам свои соображения. Так или иначе, что бы ни случилось, я абсолютно уверен, что Каро не откажется от Роджера. Мне нравится эта девушка.

После ужина Тиббет сказал жене:

— Давай поговорим — я хочу вытрясти мусор из головы.

Они поднялись к себе, удобно устроились на кровати и закурили. Для начала Генри описал Эмми все, что случилось за минувший день. Она слушала очень внимательно, время от времени задавала вопросы, но ни разу ничего не прокомментировала. Когда он закончил, она сказала:

— Не припомню дела, в котором сплелось бы так много мотивов. Похоже, Хозер был самым ненавидимым человеком в Европе.

— Ничего удивительного, если вспомнить род деятельности, который он выбрал, — ответил Генри. — А теперь скажи мне, что ты обо всем этом думаешь?

— Ну, — неторопливо начала Эмми, — с тех пор как ты сказал, что считаешь Герду способной на убийство, я много наблюдала за ней и пришла к выводу, что ты, пожалуй, прав. Но я не вижу, чтобы у нее была возможность завладеть пистолетом. Хотя, конечно… Тебе не приходило в голову: почему мы все уверены, что Хозер убит из собственного пистолета? Разве это не могло быть другое оружие?

— Могло, разумеется, — ответил Тиббет, — но это маловероятно. Мы знаем, что пистолет Хозера был того же калибра и что он, без сомнения, исчез.

— Но когда Герда могла бы его взять?

— Не забывай, что вечером накануне убийства она спустилась в бар позже остальных, — ответил Генри. — Роджер сходил наверх и привел ее, если помнишь. Она могла взять пистолет именно в это время. Но есть и другая возможность: в день, когда Хозера убили, его багаж находился в «Олимпии» с полудня. Пистолет мог быть украден оттуда.

— Когда? — с сомнением спросила Эмми. — Все, кроме тебя и Хозера, весь день были кто на лыжах, кто в отеле.

— Какого цвета чемоданы Хозера? — вдруг спросил Генри.

Эмми наморщила лоб, вспоминая, потом сказала:

— Они из довольно светлой коричневой кожи.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, потому что… Господи, как же мне это раньше не пришло в голову? Ну конечно! Я видела их в коридоре, когда ходила припудрить носик. А ведь не я одна туда ходила.

— Вот именно, — кивнул Генри. — Перед твоим приходом туда ходили и Каро, и Роджер, и полковник. Герда, если помнишь, прежде чем сесть за стол, прошла через коридор в гардероб, чтобы повесить свой анорак. Единственными, кто не покидал зал, были Джимми, Франко, Мария Пиа, дети и я.

— Значит, Герда легко могла взять пистолет, — задумчиво протянула Эмми. — Тогда почему ты считаешь, что она невиновна?

— Мой нюх… — начал было Тиббет и усмехнулся. — Я хотел сказать, что не в характере Герды — полагаться на случай. А тут, как считает Спецци, все построено на серии совпадений. Конечно, если выяснится, что каким-то образом Герда точно узнала, какими будут передвижения Хозера, — тогда другое дело.

— Предположим, — размышляла Эмми, — пистолет взяли для совсем другой цели — чтобы убить кого-то другого. А потом убийца увидел едущего на подъемнике Хозера и, не удержавшись, воспользовался представившейся возможностью.

— Я думал об этом, — сказал Генри. — И эта мысль меня тревожит, потому что, если так, то убийца снова готовится нанести удар по первоначальной жертве. Но на кого другого и кто мог бы здесь еще покушаться?

— Ну… возможно, Франко решил убить барона.

— Опомнись, милая, — мягко сказал Тиббет. — Подумай. Франко не знал о приезде барона, хотя, признаю, мог догадаться; но он едва ли не единственный человек, у которого не было никакого шанса завладеть пистолетом. Показания Марии Пиа обеспечивают ему алиби на всю ночь накануне убийства, а в «Олимпии» он ни разу не вышел из-за стола.

— А почему он не мог прошмыгнуть наверх и взять пистолет, пока Мария Пиа разговаривала с Хозером после завтрака?