– Как бы тогда мы узнали, что оно стоящее? – возмутился парнишка. – Тем более не моих это рук дело! До меня человек десять его перетаскивало, тебя, князь, искали.
– И переписали, стало быть, не раз?
Ягмор отступил к двери. Вид у него был жалкий и растерянный, но я не собирался жалеть мальчишку: и так уже накормил и заплатил, даже если письмо окажется подделкой.
– Не переписывали мы, клянусь! Почитали, правда то, но не рассказывали никому. У воробьёв тоже есть честь своя, воробьиная, и мы ею дорожим, князь. Ты сам погляди да посуди: письмо засаленное, уголочки истрёпаны. И бумага дорогущая, белая, как девкина грудь.
– Откуда про грудь-то знаешь? – хохотнул Огарёк.
Ягмор тяжело сглотнул и продолжил торопливо и обиженно оправдываться:
– Передавали знаешь как бережно? Прятали в самых укромных закоулочках и носились так быстро, что сапог не жалели. Всё для тебя, князь.
Последние слова он произнёс тихо и с какой-то обречённостью. Я вдруг увидел его совсем в другом свете: щуплый меченый мальчишка, худой и усталый до полусмерти, в изношенной одежде, он искал меня по всему Холмолесскому, чтобы отдать письмо, из-за которого его запросто могли бы убить в пути. Видать, берёг его Господин Дорог, смотрела за ним сверху Серебряная Мать. Я шагнул к нему и протянул руку. Ягмор сперва испугался, но, увидев улыбку на моём лице, выдохнул и стиснул мою ладонь. Я почувствовал мягкую волчью шерсть на его пальцах и крепкие, истинно звериные когти. Что-то во мне откликнулось, потянулось навстречу ему, и я понял: воробей не сказал мне ни слова лжи.
– Нарекаю тебя воробьиным князем, Ягмор. Не забывай свою честь и будь осторожнее дикого зверя.
– Пусть я лопну, если скажу о тебе дурное слово! – выпалил он.
Ягмор долго кланялся, прежде чем сбежать по лестнице. Я запер за ним дверь и обернулся к Трегору с Огарьком.
– Я ему верю, – сказал я, предупреждая вопросы. – Но мы найдём себе новое место. Трегор, ты сможешь написать письмо так, чтоб все думали, будто оно от этого Раве Рейгердо?
Трегор взял у меня письмо и задумчиво повертел в пальцах.
– Смогу, наверное. А тебе для чего?
Я злобно ухмыльнулся.
– Сын Алдара будет рад получить весточку о судьбе отца. Но необязательно весть должна быть от нас.
С каждым шагом мне всё яснее казалось, будто Владычица Яви решила не дожидаться истечения двух отпущенных ею самой же семидневов и старается меня убить. Холода достигли такой силы, что даже дышать становилось больно, а уж пальцев на ногах я давно не чувствовала.
Днём я шла по Тракту, когда становилось совсем невмоготу – просила укрытия в избах. Меня пускали неохотно, но я никогда не задерживалась дольше, чем нужно было для того, чтобы моё тело пришло в себя от долгого пути по холоду.
Ночами же всё было иначе.
Я разводила костры – сходила с Трактов, но недалеко. Будь лето, ни в жизнь не осмелилась бы жечь огни во владениях нечистецей, пока не узнала бы их поближе и не снискала милости. Сейчас же, среди снегов и буранов, сходить с дорог под лесные пологи казалось не так страшно. Я мало спала – земля вокруг костра делалась влажной от растаявшего снега, а чтобы согреться, нужно было ложиться так близко к огню, что одежда могла заняться в любой момент. К тому же на мои костры приходили гости – то волчьи глаза мигали хищно среди стволов, то лихих людей заносило в мою сторону. Но жутче всего мне делалось, когда на ветках появлялись светляки.
Казалось бы, чего уж жуткого? Но нет, видеть насекомое среди зимы было сродни… Всё равно что видеть рыбу в полёте. Ребёнка в битве. Неуместно и неправильно настолько, что дрожь берёт.
Ночевать в избах я больше не могла. Если поначалу нави просто пугали, то сейчас я понимала, какую опасность они несут. Мне не хотелось приводить к людям зло.
Зато пару раз моё проклятие даже выручило меня. Нави брались из ниоткуда, но всегда лишь тогда, когда чернила сумерек из жидко-серых сгущались до непроглядной темени.
Зато меня ни разу не тронули разбойники, а могли: одинокая женщина в лесу, ещё и ночью – положение моё всё-таки можно было назвать трудным.
Вот и теперь я сидела, хмуро разламывая и подбрасывая ветки в жадный костёр. Огниво я берегла так, как ничто другое: без него бы замёрзла насмерть. Я прошла уже половину пути, по Тракту идти оказалось легко, да и подвозили меня охотно. С минуты на минуту должны были явиться нави и кинуться в свой неистовый хоровод.
Уже несколько дней я чувствовала себя как-то не так. Быстрее уставала, сильнее мёрзла, а когда в животе стало тянуть как-то совсем непохоже на голод, я призадумалась: что же, вдруг всё-таки будет у князя Гарха наследник?
Мне бы злиться на него за то, что он сделал с моим телом и моей жизнью, но отчего-то я не могла.