Я легла обратно на свое одеяло. Звезды как маленькие гл
— Мы идем с тобой, — сказал Наалниш, вышагивая позади меня.
Ноющая боль в моей груди разрасталась. Они не пытались меня остановить. Нет, они понимали такие вещи, даже если я сама их не понимала. Они называли это «поиском видений». Я прижала пальцы к груди, к тяжести, которую там ощущала.
Я меньше всего хотела оставлять Лакота. Но они были счастливы здесь. Их место было в горах, среди единства природы и в безопасности изоляции. От образов этих людей, карабкающихся по искореженному металлу и управляющихся с ружьями, чтобы защитить меня, в глубине моего нутра зародился новый ужас.
Кроме того, я не хотела, чтобы то извращенное дерьмо, которое происходило с моим телом и воспоминаниями, коснулось их. Гармония Лакота являлась последней прекрасной вещью, оставшейся на планете. Это было мое путешествие, мое бремя. Так что, в миллионный раз я сказала:
— Нет. Не идете.
Рядом с нашим местом стоянки поток расширялся по мере того, как лето перетекало в осень. На противоположном берегу сидел Джесси. Сумерки скрывали его глаза, но я знала, что они следили за мной. Они всегда следили.
— Бостон далеко, — сказал Барсук. — Многое может пойти не по плану по дороге.
— Не говоря уж об опасности путешествия через океан и о том, что ждет тебя там, — сказал Наалниш.
Вот поэтому я и отказывалась позволить им присоединиться ко мне.
— Оставьте ее, — сказал Акичита со своего спального мешка.
Джесси прислонился к дереву, на его боку висел лук. Одинокий Орел был всегда рядом, и все же, как будто далеко.
Я вытянулась на боку, опустив лицо в мягкую кроличью шкуру.
Барсук устроился позади меня, и я застыла, ожидая прикосновения, которое последует. Когда мои нервные срывы ночь за ночью будили лагерь, мы решили проверить предположение Джоэла. Близкий контакт во сне — голая кожа, прижимающаяся к моей, — успокаивал мои кошмары. Поэтому Наалниш и Барсук теперь спали рядом со мной с голыми торсами. Так Барсук и лежал в данный момент, положив руку на мою талию под одеждой.
Они никогда не злоупотребляли моим доверием. Возможно, я задолжала им близость, но мое чувство вины пересиливал сначала страх полюбить их, а потом страх потерять их.
Барсук прошептал мне на ухо:
— Ты наблюдаешь за ним так же, как и он наблюдает за тобой.
Я заворчала. Джесси был другой историей. Я хотела разгадать мужчину, который наблюдал за мной. Мужчину, который проявил свою человечность шестью месяцами ранее, увидев муки нимфы с разбитым сердцем. После того дня его хмурость больше не возвращалась на лицо. Но и улыбка не пришла ей на смену. Его губы оставались поджатыми в линию, как будто ловили в ловушку чувства, которые выдавали его глаза.
— Кто поможет тебе прогнать плохие сны? — спросил Барсук.
— Когда рядом никого нет, кому помешают мои кошмары? — ответила я.
Его лоб опустился на мое плечо, рука крепче сжала талию. Я знала, что мое решение идти в одиночку он воспримет тяжелее остальных.
Наалниш сказал:
— Я нарисовал карту самого безопасного курса на Бостон. И проверил Humvee, — уголки его рта при этом опустились, удлиняя его узкое лицо. — Он все еще на ходу.
Я подарила ему слабую улыбку.
— Ты все еще не сказала, как собираешься добраться до Европы, — вновь сказал Наалниш.
Я избегала этого вопроса. Мы не видели ни единого самолета со вспышки эпидемии. Но Джесси заверил нас, что трансатлантический экспорт все еще перевозится на кораблях из Бостона. Откуда ему это было известно, он не сказал. Если предполагать, что охрана не станет проблемой, возможно, я сумела бы проникнуть на борт переодетым пассажиром. Хотя когда я проигрывала этот сценарий в голове, он заканчивался жесткой порнографией. Всего один момент узнавания, и я буду женщиной, пойманной на корабле, полном мужчин.
— Я все еще работаю над этим, — ответила я.
Джесси опустил голову и провел рукой по густым волнам своих волос. Затем он поднялся и пересек поток. Мой пульс участился, когда этот мужчина приблизился. Он вытащил блокнот из рюкзака и протянул его Наалнишу, говоря при этом:
— Она может спрятаться в контейнере на грузовом корабле.
Джесси присел передо мной и продолжил: