Максим махнул рукой и попросил водки. Татьяна заказала бокал красного вина и газированной минералки. Заказ появился моментально, старик умел заставить себе служить.
— У нас за столом о делах говорить не принято, — несколько нараспев начал он, с удовлетворением наблюдая за гостями которые, внезапно ощутив волчий аппетит, накинулись на еду. — Однако время позднее, поэтому я возьму на себя смелость спросить, что за издательство собирается переводить мои стихи, и конкретно о чем может идти речь?
Татьяна поперхнулась. Гусев неторопливо положил нож и негромко проговорил:
— Можно я сначала вас кое о чем спрошу? — Шарифов величаво кивнул — Скажите, сколько лет вам было в сорок третьем году?
Взгляд поэта стал цепким. Испытующе посмотрев на собеседника, он тоже, в свою очередь, задал вопрос:
— Почему это вас интересует? Впрочем, я не женщина, и скрывать возраст мне не нужно. Семь лет мне было, уважаемый.
— И в этом возрасте вы запомнили фамилию человека, руководившего депортацией вашего народа?
Аксакал задумчиво посмотрел куда-то вдаль. Глотнув чаю, он позволил себе слегка удивиться:
— Не понимаю, о чем вы говорите, уважаемый!
— Не знаю, известно ли вам, что генерал Вацетис мертв. Думаю, вы в курсе. По-моему, из моего вопроса совершенно очевидно, что следствие напало на след убийцы. Полагаю, что информацией, которой вы поделились с главою вашего фонда, владеете не один вы. Просто потребуется сколько-то месяцев, а то и лет, но мы сможем доказать, что у Эдуарда Вацетиса был мотив для убийства старого генерала. Когда точно знаешь убийцу, достаточно просто доказать, что преступник — именно он. Правда, за это время пострадает невиновный человек, ее вот, жених, — майор указал на Татьяну и выразительно подмигнул. — Его арестовали сразу после того, как они подали заявление в ЗАГС. Так что ваше молчание не поможет мальчику, некогда увезенному Вацетисом в Москву, но разобьет жизнь двум молодым людям…
Борисова попробовала выжать из себя слезу и с удивлением обнаружила, что для этого ей не пришлось прикладывать никаких усилий. Девушка столько пережила за последние дни, а недлинная речь Гусева была столь прочувствованной, что она немедленно захлюпала носом. Ей не помешал даже полет Мишкиной фантазии, экспромтом завернувшего про несостоявшуюся свадьбу.
Шарифов, продолжая высматривать что-то в непостижимой дали над головам своих "гостей", бесстрастно молчал. Допив чай, он перевернул стакан вверх дном и положил на блюдце.
— Мурзаевы, — тихим голосом проговорил он, — были нашими соседями. Я дружил с их старшим сыном, а наши родители всегда говорили, что когда мы вырастим, я женюсь на его сестре. В сорок третьем году у Мурзаевых родился второй сын, Селим. Примерно через месяц после этого в наши селения приехали грузовики с автоматчиками НКВД… Их начальник, майор, грубо оттолкнул мать Селима, и она упала. Ее супруг кинулся на обидчика, но был убит на месте. Застрели и ее, когда она, как дикая кошка, кинулась в глаза майору. Под горячую руку получил свою пулю и "щенок". Потом начались сборы — на все про все нам дали два часа — и погрузка на автомобили. Младенца отнесли в броневик начальника чекистов. Да… Той же зимой от скоротечной чахотки в ледяной казахской степи умер мой отец, ранней весной за ним последовала и мать и моя не случившаяся невеста. Умирая, мать завещала мне никогда не забывать имени нашего палача, майора Вацетиса…
Я ответил на вопрос, почему в столь юном возрасте запомнил эту фамилию?
— Спасибо! — поблагодарила Татьяна и, неожиданно для себя, поцеловала руку поэта. — Простите меня за обман про перевод.
Шарифов внешне никак на благодарность не отреагировал, лишь молча погладил девушку по голове. Гусев встал:
— Могу я быть уверенным, что вы не позвоните банкиру, как только мы с вами попрощаемся?
— Нет, не можете. Но он будет с вами разговаривать.
Майор встал, поблагодарил за хлеб, поклонился и, подхватив Борисову, энергичным шагом двинулся к выходу. Не тот случай, полагал он, чтобы разводить здесь Версаль. Да и времени у них было маловато. Совсем не было, если быть точным…
Эдуард Эдуардович Вацетис или, что было бы правильнее, Селим Мурзаев жил на Арбате. Вернее, в одном из арбатских переулков, в новом доме на охраняемой территории. МУРовское удостоверение Гусева не произвело на охранников никакого впечатления; в отсутствие ордера они отказались в столь позднее время даже по телефону беспокоить уважаемого жильца. Майор в первый раз оказался в подобном положении и даже, стыдно сказать, поначалу подрастерялся. Однако ему не пришлось ничего изобретать: как раз в то время банкир позвонил на проходную с просьбой пропустить к нему посетителей.
Хозяин сам открыл дверь и, не представляя поздних посетителей ничего не понимавшей супруге, провел их в кабинет. Усадив незваных гостей в кресла, сам остался на ногах и, заложив руки за спину, некоторое время молча смотрел в окно.