Клаутов, однако, остался серьезным.
— Действительно, если вспомнить наши белградские и московские приключения, то окажется, что все события каким-то образом связаны с прошлым…
— Plusquamperfectum, давнопрошедшее время, — кивнула Борисова.
— С твоим грамматическим определением я не согласен, но об этом потом. Давай, рассмотрим для начала первый "пласт": то, что лежит, так сказать, на поверхности и касается непосредственно нас с тобой.
— Давай, — согласилась девушка: она видела, что Петру необходимо выговориться, а с кем же это сделать, как не с ней?
— Итак, разбираем акт первый, события в столице Сербии. С чего все началось? В конце сороковых годов совершается неправедное дело: преследуя свои цели и в назидание всему соцлагерю, руководство СССР пытается самым бессовестным образом распять Югославию. Геополитические последствия подобной политики нас напрямую не касаются, и поэтому не будем на них отвлекаться. В результате население страны раскалывается на две части искренне считающих себя правыми людей — сторонников Тито и сторонников Сталина, между ними начинается острая борьба, происходят трагедии и гибнут люди. Plusquamperfectum? Однако спустя шестьдесят лет бывший работник госбезопасности убивает ищущего мщения сына югославского диссидента-ибэиста и делает все, чтобы подвести под монастырь случайно попавшихся ему под руку туристов из России. Затем погибает убийца, пав от руки своей супруги, оказавшейся стукачкой, направленной в свое время в Югославию польскими спецслужбами и доведенной до самоубийства дочерью одной из своих жертв. Местный полицейский, воспитанный своим отцом в духе ненависти и подозрительности к "коварным русским кэгабэшникам", вопреки очевидным фактам прилагает все усилия, чтобы посадить туристов, повесив на них (то есть на нас с тобой) все три смерти. Так что твое определение верно: нам угрожали ужасные призраки прошлого.
— Вот видишь…, - вставила несколько сбитая с толку переводчица.
— Перейдем ко второму акту, — не дал себя перебить Клаутов, — московскому. Насильственной смертью умирает старый работник "органов", отличившийся на полях Великой Отечественной в рядах заградительных отрядов. Он — "специалист широкого профиля", поэтому отметился и в неправедном обвинении моего родственника в измене родине. По той ничтожной причине, что я интересовался судьбой своего прадеда, меня берет под подозрение неумный карьерист из ФСБ, получивший задание кровь из носа отстоять честь мундира и поймать убийцу "своего". Потом на горизонте появляется сын врача, ставшего в свое время жертвой кампании по борьбе с "убийцами в белых халатах": убитый чекист участвовал и в ней. Влекомые желанием узнать подробности и бесплодной страстью мщения, в это же время в Москве появляются наши знакомые поляки и встречаются со старым генералом который, как выясняется, поучаствовал в ликвидации польских военнопленных, среди которых был и отец одного из этих иностранцев. Теперь уже страшное подозрение падает и на них. В конечном итоге все счастливо разрешилось и — благодаря тебе с Мишей Гусевым — следствие вышло на истинного убийцу, горского мальчика, усыновленного организатором депортации небольшого кавказского народа — опять же, старым Вацетисом. Все те же ужасные тени из прошлого…
Журналист задумался, а Татьяна, не дождавшись продолжения его монолога, спросила:
— Ты говорил, что это все лежит на поверхности. А что же скрыто от глаз?
— Давай сначала применительно к нам с тобой. Вот смотри: если бы после смерти Сталина Хрущев на деле признал неправоту КПСС и реально, а не декларативно согласился с тем, что каждый народ имеет право на собственный путь развития, что бы было тогда? Тогда пропасть между народами Югославии и СССР постепенно сгладилась бы, в самой СФРЮ закончилось бы со временем гражданское противостояние, а в приезжих из России перестали бы видеть агентов спецслужб. В результате Петару не было бы нужды мстить Момчилу, тому не нужно было бы защищаться ну, и так далее, вплоть до того, что никто не хотел бы нас облыжно обвиноватить. Но нет же: потерпел Никита Сергеевич пару-тройку лет, и снова начал костерить югославских "товарищей" ревизионистами! В итоге мы получили то, что получили. Поехали дальше. Не завершись в Советском Союзе десталинизация чуть ли не раньше, чем она началась, разве осталась бы между нами и поляками проблема военнопленных 1939 года? Займись кто-нибудь раньше реабилитацией моего прадеда, полез бы я в архив ФСБ? Понеси заслуженное наказание за все свои "чудеса" генерал Вацетис, был бы у Селима Мурзаева повод взять грех на душу, убив приемного отца? Ничего этого не произошло, и в результате тени прошлого нас чуть не сожрали: я почти уже сидел за несовершенное мною убийство, а Мишка одной ногой вылетел с работы. Это все применительно к нам: журналисту Петру Клаутову и переводчице Татьяне Борисовой. Но ведь можно и нужно посмотреть шире!
— Имеешь в виду нас… всех?
Журналист благодарно посмотрел на подругу.