Мертвые хватают живых

Вацетис, недовольный тем, что его перебили, продолжил:

— Причем английское правительство объявило, что будто бы для него целью войны против Германии является ни больше и ни меньше, как "уничтожение гитлеризма". Понял?

— Ну?

— Лапти гну! Получается что-то вроде религиозной войны.

— Ты что, хочешь сказать, что антифашистская война сродни войне религиозной? — уже устало спросил капитан.

— Я этого сказать не хочу, — блеснул недобрым глазом Вацетис. — Однако партия нас учит, что под "идеологическим" флагом теперь затеяна война еще большего масштаба, которая несет страшную опасность для народов Европы и всего мира. И такого рода война не имеет никакого оправдания. Подумай, и согласишься: идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это — дело политических вкусов. Как говорится, нравится — не нравится, спи моя красавица! В конце концов, большевиков тоже не все любят! Но любой разумный человек поймет, что силой идеологию уничтожить нельзя. Вспомни, хотя бы, чем закончилась интервенция Антанты в восемнадцатом. Драпали от Красной Армии только так! Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести войну на "уничтожение гитлеризма", прикрываясь фальшивым флагом борьбы за "демократию". Понял линию партии, красный командир товарищ Данилов?

Вместо ответа тот мрачно вздохнул и потянулся за бутылкой, в которой еще кое-что оставалось. Дискуссия, а с ней и импровизированная пирушка исчерпали себя. Гаврилов ушел проверить работу техников (не дай Бог, у какого-нибудь танка на параде заглохнет движок!), Данилов снял со стены гитару и затренькал что-то жалостное, про лейтенантов, а Вацетис присел к окну писать ежедневный отчет о работе по выявлению антисоветских элементов и вражеской агентуры. Одновременно он прикидывал, куда сообщить о политических шатаниях Данилова: танкистскому особисту или по своей линии. По всему выходило, что второй вариант был бы более правильным. Если по делу, то особист мог пожалеть "своего", и не дать "сигналу" хода; если из соображений эгоистических, то чего же делиться с "дядей" собственноручно добытым материалом…

В романах люди, покинув узилище, "жадно пьют воздух свободы" или, на худой конец, с не меньшим (если с не с большим) удовольствием угощаются шампанским. Петр с Татьяной потребляли вульгарную кока-колу. Этот выбор не был результатом осознанного предпочтения, просто других напитков (если не считать не вызывавшего доверия пива и еще более сомнительного томатного сока) в кафешке не было. Искать же более приличное место было невмоготу: их прямо распирало от желания обсудить произошедшее. Решительно отодвинув крылышко отварного "цыпленка", размерами и нежностью более походившего на конечность птеродактиля, Борисова с азартом убеждала Петра:

— Как ты не понимаешь, если мы хотим слезть с крючка этого отвратительного Сидорова…

— Сидорцева.

— Не важно, пусть Сидорцева… нам придется самим раскручивать это дело.

— Ага. Как в Белграде. А Гусев со товарищи на что?

— Ну…, - вопрос был правильный, и Борисова на миг задумалась. — В общем, надо им помочь.

— Знаешь, как профессионалы "любят", когда дилетанты путаются у них под ногами?

— Вы с Мишей друзья, вот и договорись по-хорошему. Помощники никогда не помешают, пусть выделит тебе "делянку".

— Н-не знаю…, - с сомнением протянул журналист.

— Ну, если хочешь вечно сидеть под колпаком у ФСБ, то ради Бога! Но ведь теперь, благодаря тебе, и я попала в поле зрения этой организации. Если б ты не позвал меня на эту дурацкую "экскурсию"…

— Все, уговорила! Сегодня же поговорю с Мишкой. Он наверняка ко мне зайдет вечерком: по телефону теперь ни о чем важном не поговоришь. Приедешь?

Татьяне оставалось только закрепить достигнутый результат, что она с успехом и проделала, простодушно посмотрев на Петра и предложив:

— К чему ждать до вечера? Поехали прямо сейчас…

"Совет в Филях" проходил за столом, главным украшением которого был огромный, килограммов на двенадцать арбуз, непонятно почему именуемый остроумцами-ботаниками, ягодой. Впрочем, каждый, кто видел заросли достигающего пяти-шести метров в высоту прочнейшего бамбука, являющегося по их уверениям травой, удивляться подобной зауми не станет…

К удивлению Клаутова, приготовившего массу аргументов для того, чтобы убедить Гусева, майор согласился подозрительно быстро:

— Если я скажу, сколько дел приходится вести одновременно, вы мне не поверите. Поэтому любую помощь принимаю с благодарностью, тем более что Петр не мальчик в наших делах, да и ты, Таня, если верить вашему баснословному рассказу, вела себя в Белграде неплохо. Но предупреждаю: никакой самодеятельности! Идет?

— Кто с кого обезьянничает, ты с Шошкича или он с тебя? — всплеснула руками Татьяна.

— Мишань, договорились! — поспешил согласиться Петр, делая подруге за спиной Гусева страшные глаза. — Начинай инструктаж.

— Для начала неплохо бы ввести нас в курс дела, — рассудительно предложила переводчица.