Мертвые хватают живых

— Ее право и, если хочешь, даже обязанность как коменданта дома, где произошло убийство, — спокойно отреагировала Таня и озорно добавила: — Сейчас мы тоже капитану привет передадим! — С этими словами она подошла к филеру, который изумленно на нее посмотрел (несмотря на поручительство Гусева, наружное наблюдение за журналистом не сняли), и приветливо проговорила: — Минут на сорок мы зайдем в этот дом, так что в пределах этого срока можете располагать собой.

— Хулиганка! — попенял ей Клаутов, но не выдержал и расхохотался. — Ну и рожа у него была, когда ты к нему обратилась!

В подъезд, оборудованный домофоном вошли, воспользовавшись магнитным ключом, имевшимся в выданной комендантом связке. Консьержка, весьма пожилая почтенная женщина, увидев посторонних людей, поинтересовалась, к кому они направляются.

— Милиция, — бросил Гусев, приоткрыв свое удостоверение. — В двадцать четвертую квартиру. — Дама скорбно поджала губы и покивала с подобающим случаю выражением.

В лифте майор с одобрением в голосе рассказал, что консьержка чрезвычайно бдительна, всю жизнь живет в этом доме и, разумеется, знает всех жильцов до третьего колена. Но и она, к сожалению, не смогла рассказать следствию ничего полезного.

Четырехкомнатная квартира, где меньшая из комнат (судя по всему, кабинет) была как минимум двадцатиметровой, выглядела поистине барской — как это понималось лет двадцать-тридцать назад. Какие обои? На стенах под трафарет был накатан узор "под шелк". Во всех помещениях на непривычной для современного человека высоте висели хрустальные люстры; хрусталем же сверкали многочисленные полированные горки и серванты, представлявшие взору "экспозицию", где наряду с вазами наличествовали бесконечные сервизы и фарфоровые статуэтки германской работы, воплощавшие галантные и пасторальные сюжеты; полы, стены, многочисленные диваны и тахты покрывали толстые восточные ковры; стены длиннющего коридора представляли собой один большой стеллаж с бесчисленными собраниями сочинений и обязательными восьмитомной "Тысяча и одной ночью" и стотомной "Библиотекой мировой литературы". За неделю, прошедшую со дня убийства, все это великолепие успело покрыться ощутимым слоем пыли. Одно слово, полированная мебель!

Петр с Татьяной двинулись в обход квартиры, а Гусев, которому все там было известно до мельчайших деталей, уселся в кабинете в кресло со взятой наугад хозяйской книгой, попросив приятелей "ничего не лапать, чтобы не засорить своими "пальчиками" картины". Старик, похоже, был большим педантом (или же его приходящая домработница хорошо знала свое дело): везде чувствовался железный порядок, даже в мусорном ведре не было ничего, не считая положенного на дно пластикового пакета. На сушилке (кухня была обставлена в старом стиле, и посудомоечный агрегат отсутствовал) стояли две хрустальные рюмки. Таня увидела их первой и, ткнув Клаутова в бок, молча показала на них пальцем. Оценив находку, тот крикнул приятелю:

— Вы учитываете, что убийца был один?

— Или не один, просто другие оказались непьющими, — донесся из кабинета меланхолический голос Михаила. — Это ты по количеству рюмок вычислил?

— Угу.

— Кроме того, генерал мог с кем-то выпивать накануне, с тех пор они и стоят на мойке. А убийцы, уничтожая следы (а следов никаких в квартире нет), вымыли посуду, из которой пили, и убрали на место. — Майор появился в дверях кухни. — Во всей квартире нет ни одного чужого отпечатка, а бутылка "Выборовой" тщательно протерта.

— Они пили польскую водку? — встрепенулся Петр.

— Да, пили польскую водку и закусывали русским зеленым луком. А что, это запрещено законодательством? Хочешь сказать, еще один иностранный след? Не смеши меня, Петруччио: в Москве сейчас что угодно сыскать можно! Ну что, закончили, пинкертоны? Уже полчаса, как мне нужно быть совершенно в другом месте!

— Кабинет мы осмотрели очень поверхностно, — извиняющимся голосом сообщила Борисова, — потерпи еще минут пятнадцать, ладно?