Мертвые мухи зла

Этот Званцев нравился мне все больше и больше, сам не знаю — почему. Была в нем легкость какая-то, удаль скрытая… Ей-богу, я не воспринимал его коварным врагом, перешедшим родную границу с целью нанесения и так далее. Может быть, это происходило оттого, что пока весь этот текст казался мне обыкновеннейшей беллетристикой. У нас еще не было таких повествований (тех, что появились до 30-го года в перепечатке, по решению самого Ленина я не застал. Эти белогвардейские россказни были признаны вредными, «не отражающими» и т. д., и потому изъяты), мне было захватывающе интересно. Размышления прервал звонок в дверь — принесли телеграмму. Маман и отчим приезжали на следующий день.

Они и появились — сияющие, загорелые, отдохнувшие. В лице отчима я заметил некое новое выражение: не то смущения, не то даже растерянности. Он перехватил мой взгляд и произнес дурацким голосом:

— Ты рад, Сережа? У тебя появится братик. Или сестричка. Теперь уже скоро…

У маман заметно округлился живот; она как-то по-девичьи взяла меня за руку и, заглядывая в глаза, спросила робко:

— Ты правда рад, сынок?

И вдруг мне сделалось стыдно. Так стыдно, что слезы брызнули из глаз. Я обнял маму, прижался к ее щеке, погладил по голове:

— Вы же понимаете, оба, я — из-за отца. Но это глупо, поэтому будьте счастливы!

Мы сидели на диване втроем, и, как это описано в романах Диккенса, по нашим обветренным щекам текли праведные слезы. Еще бы: ведь наступило долгожданное и такое невозможное еще вчера примирение. Но — недолго счастье длилось. Утром, едва поднявшись, услышал я в телефонной трубке любимый голос Дунина: «Сергей? Мы тут… В общем — жду через час. Пропуск внизу, тебя встретят». Как в воду опущенный появился я в комнате, где усаживались завтракать счастливые влюбленные. Отчим заметил мое перекошенное лицо.

— В чем дело? Если, конечно, не секрет…

— Ценю вашу деликатность, сэр… — отозвался угрюмо. — Какие секреты… От родных органов…

Выслушав, он нахмурился и, не говоря не слова, отправился в коридор; сразу же донесся его холодный, ровный голос: «Да? Так… И что же? А-а, вот в чем дело… Хорошо. Я выезжаю, он приедет со мной». Вернулся, обвел проницательным взглядом.

— Ты не рассказывал об этом… пакете, человеке, который его принес… В чем дело?

— Я обязан даже дома во всем отдавать отчет?

— Бог с ним, с отчетом. Но, согласись, у меня есть опыт, могли бы посоветоваться. Разве не так?

— О чем? Как лучше выйти из ситуации?

— А есть… ситуация?

Я кратко изложил суть дела. Разумеется, не настоящую. Трифонович вздохнул.

— Сергей, я ведь тебя знаю. Откровенно: там… все чисто? Ты не выкаблучил чего не то? Дунин — проницательный, умелый опер, его не проведешь, смотри. Ну? Так что?

— Так то, — отвечал я с ясным взором, — что беспокоиться не извольте. Все как бы в лучшем виде выйдет.

Он почесал лоб.

— Да? Тогда поехали.

Мама смотрела на нас с мистическим ужасом, Трифонович обнял ее.

— Нина, я пока что не умер. Все. Вперед, заре навстречу!

Добрались на служебной машине, Трифонович самолично довел меня до кабинета Дунина.

— Вот мой телефон — если что. Дунин не откажет, звони!

С этим Трифонович удалился, а я постучал в двери согнутым пальцем.

Он сидел за столом и листал объемистое дело. Вскинул глаза:

— Хорошо на служебной машине? Ну, то-то… Идем…

Тщательно заперев двери, двинулся по коридору, я поплелся следом, с каждой минутой мое бодрое настроение улетучивалось, словно туман под напором ветра. Как длинен, как безнадежно длинен этот коридор, как темны двери справа, как отвратительно сияют окна слева. Мы сошли по внутренней лестнице на один этаж, Дунин распахнул металлическую дверь, и мы оказались в небольшом зале, стены которого были выкрашены унылой зеленой краской. Такой краской разделывают сортиры в школах. Лампочка под потолком свечей в пятьсот, никак не меньше, выплескивала на шеренгу мужчин, выстроившихся у стены напротив дверей, белый невсамделишный свет. Незнакомцы были похожи друг на друга, как братья близнецы, разве что возраст у них был разный, это я заметил сразу. «Надо же… — неслось в бедной моей голове. — Однако сюрприз».

— Внимание… — провозгласил Дунин торжественно (только теперь я заметил еще одного человека, то был чекист с пистолетом ТТ на поясе, он скромно притулился в стороне, но как только пророкотал глас старшего товарища — подтянулся и медленно прошелся вдоль шеренги). Все стояли равнодушно, переминаясь с ноги на ногу, бедные граждане (или кто они были?) напоминали осужденных к расстрелу — во всяком случае так это показывали в кино.

— Свидетель… — палец Дунина остро коснулся моей щеки, — сейчас опознает того молодого человека, который передал ему, Сергею Дерябину, пакет от одной девицы, проходящей по данному делу… (Что-то не так, вспыхнуло в сознании, — Что-то явно не так! Зачем этим посторонним, выполняющим роль статистов, знать о каком-то там деле, девице, пакете? Здесь госбезопасность, а не клуб. Я напрягся…) Свидетель! Есть ли среди предъявленных вам лиц то, на которое вы можете указать? В том, значит, смысле, что именно этот человек передал вам пакет?