Мертвые мухи зла

Прихлебнув со свистом, отчего оба гостя поморщились, Яков Михайлович приступил к изложению. Сначала он объяснил гостям (хотя какие уж это гости — люди завербованные в гости к своему оперативнику не ходят, «связь» положено всячески зашифровывать), что происхождения, увы, самого низкого и опять же, увы, мало того, что принадлежит к нации весьма распространенной в мире и в России, так еще и дед умудрился стать каторжником. Но это так, чтобы господа себе понимали о том, что прошлое собеседника никак не располагает к разным штучкам вроде сговора, изменения позиции, тем более за наличные и так далее и тому подобное.

— Вам ведь все равно — чекист перед вами или негодяй, для вас я прежде всего и только — еврей. Ну так вот, я хочу, чтобы вы поняли на берегу: вы служите нам, дабы спасти семейство. А я служу русскому народу, чтобы он боле не впал в рабство!

— Вы уверены, что русскому? — не выдержал Баскаков, и Юровский расхохотался:

— А что я вам говорил? Ну и то-то… Перейдем к делу…

Объяснил, что войска чехословаков и Войцеховского, то бишь — сибирцы, приближаются со скоростью курьерского поезда. Возможно, они подойдут к городу уже через неделю. Сил и средств для обороны нет, и это значит играем отступление. А Романовы? Москва разделилась. Сам (понятно было, что имеет в виду Дзержинского) желает спасти и обменять на параграфы Брестского мира. Это и неплохо бы, но здесь, на Урале, уж так взыграло народное сердце ненавистью, что официального спасения никто не поймет. Во всяком случае лично Николай будет расстрелян так на так. В связи с этим требуется, чтобы господа офицеры Баскаков и Острожский собрали всех сочувствующих — Авдеева там, Ильюхина, ну — кто там еще? Зоя из Москвы и так далее, и в известной точке известного маршрута…

Здесь перебил Острожский:

— Если я правильно понял, вы повезете семью — кроме Николая Александровича, это я понял, — только вам известным путем и вы желаете, чтобы мы обождали ваш маршрут в договоренном месте и сопроводили, дабы не было эксцессов?

— Так точно, господин лейтенант. Вы сформулировали — признаю это лучше меня. Если мы договорились — уходите по одному. О дне и часе я уведомлю…

Подавленно молчали. Баскаков курил, Острожский нервно теребил усы и напряженным взглядом оглядывал комнату. Явочная квартира Кудлякова была ему незнакома.

— Как это понимать? — спросил Авдеев. — Я, товарищи, то есть господа хорошие, в ваших мудростях не силен. Мы — заводские.

— А так и понимать, — зло произнес Кудляков, — что Яков задумал пакость. Ему надобно собрать нас всех в одном месте, в один час и приказать нам долго жить!

— Неувязочка… — улыбнулся Ильюхин. — Приказать долго жить должны мы, а не он.

— Я в другом смысле, — нервно огрызнулся Кудляков. — Что будем делать?

— Можно, скажем, слинять, — начал Авдеев не слишком уверенно, — а когда потребуется — подключиться, а?

— Как только мы «слиняем» — семье конец! — крикнул Баскаков.

— Значит, будем ждать приказа и уверенно согласимся его выполнить. И когда Юровский распорядится — лица у нас у всех должны быть ангельские и влюбленные. В него, Юровского, — Ильюхин провел рукой по щеке, а она вдруг стала мокрой.

— Может, в расход Якова Михайловича? — неуверенно произнес Авдеев.

— И тогда их перебьют через пять минут после того, как обнаружат его труп, — тихо сказал Острожский.

— А мы его это… зароем! — настаивал Авдеев. — Никто и не найдет!

— Тогда сутки поищут и все равно убьют, — сказал Ильюхин. — Нет, братья-сообщники, нет… Мы должны товюровского обыграть, переиграть, объегорить и намылить! Только вот как…

Взгляд Кудлякова сделался осмысленным:

— Деловое предложение… Обдумаем. Расходитесь…

— По одному! — ернически выкрикнул Баскаков.

— Верно, господин старший лейтенант, — без улыбки подтвердил Кудляков. — Я ведь не указываю вам, как заряжать главный калибр?

— Если бы… — вздохнул Баскаков. — Ей-богу, я бы вас послушался!

Утром рано Юровский приказал Медведеву разбудить Боткина, а когда тот появился, прикрывая зевоту ладонью, приказал:

— Попросите всех собраться здесь, в гостиной. Мальчик может спать далее…

Боткин попытался возразить — все же рано, очень рано, но, наткнувшись на бездонный зрачок Юровского, замолчал и постучал в дверь княжон.

Первым появился подтянутый, немного сонный Николай, следом вышла Александра Федоровна. На ней был светло-голубой китайский халат с птицами и деревьями, по лицу блуждала презрительная усмешка. Княжны вышли одна за другой, по старшинству: Ольга со спокойным взглядом светлых глаз; Татьяна она была взволнована и не скрывала обуревающих ее чувств:

— Прежде нас не смели будить с первыми петухами, а здесь…

— Уже и третьи давно пропели… — равнодушно заметил Юровский. Взгляните на вашу матушку, княжна. Какое спокойствие… Берите пример.

Мария Николаевна сразу же увидела Ильюхина и заволновалась. И это заметил Юровский.

— Вы что-нибудь забыли в комнате? Не беспокойтесь…

Анастасия стояла совершенно спокойно, даже равнодушно.