Мертвые пианисты

Правда, была и другая проблема. Надя не представляла с ясностью его лица. Равно как и лиц всех остальных учеников. У Щукина были только кудрявые смоляные волосы и родинка на щеке. Минимальный необходимый набор. Чтобы как-то отличать его от других — таких же трафаретных мальчиков. Остальные детали внешности тонули в полумраке Надиного сознания.

Впрочем, Надя в любом случае не умела рисовать и не смогла бы вывести на бумаге все нюансы его лица. Даже если бы видела их в глубине себя. Поэтому она подумала, что не стоит сильно переживать по этому поводу. И, вытащив из пластиковой упаковки несколько карандашей, быстро нацарапала схематичного человечка с черными завитушками вокруг головного шара и жирной черной точкой на правой щеке. Глаза решила сделать зелеными.

— Кто это? — спросила Тамара Вадимовна, с улыбкой косясь на рисунок.

— Это Виталий Щукин, ученик девятого «Б» класса.

Цветущая улыбка Тамары Вадимовны тут же слегка сжалась, как будто подвяла.

— Так это реальный мальчик?

Надя посмотрела на портрет. Теперь, когда Щукин был изображен на настоящей, осязаемой бумаге, он и правда казался реальным. По крайней мере гораздо более реальным, чем две минуты назад.

— Да, наверное.

— То есть как это — наверное? Я просила тебя нарисовать несуществующего человека. Этот мальчик существует или нет?

Надя окончательно запуталась и замолчала.

— Скажите, вы ведь учительница в Надеждиной школе, так? — спросила в коридоре Тамара Вадимовна бабушку.

Бабушка казалась очень встревоженной. Возможно, от длительного ожидания. Сжимала и разжимала кусочек белой блузочной ткани около сердца. Надя стояла рядом, втянув голову в плечи. Она почему-то была уверена, что ее будут ругать за портрет Виталика. Предчувствие укоризненных слов разливалось по Наде медленными ознобными потоками. Будто предгриппозная слабость.

— Да. Учительница.

— А скажите… у вас в девятом классе учится мальчик по фамилии Щукин? Виталий Щукин?

Бабушкины глаза удивленно округлились. Пальцы замерли.

— Нет… такого нет.

— Точно?

— Точно… А что?

— Ну все понятно, — с улыбкой прощебетала Тамара Вадимовна.

— Что понятно? Что вам понятно? Вы мне скажите, что с Надюшей делать! Она живет в своем мире и не видит ничего вокруг!

Бабушка снова вцепилась в блузку и на этот раз чуть не вырвала из нее клок. А Тамара Вадимовна продолжала невозмутимо улыбаться.

— Да не нервничайте вы так. Успокойтесь. Ничего особенного с Надеждой делать не надо. Ей просто нужны друзья. Реальные друзья.

Друзья

Надя стала задумываться о том, что друзей у нее действительно нет. Стала все чаще незаметно садиться рядом с компаниями одноклассников и слушать их разговоры. Правда, толку от этого было мало. Голоса сливались в одну бессмысленную полифоническую волну, которая скользила мимо. Надя слышала обрывки предложений, обрубки рассказов, но они никак не складывались в голове. Так и оставались обособленными стеклышками, не способными стать витражом.

Надя не отчаивалась. Как-то раз даже набралась храбрости и попыталась вступить в беседу. Бабушка учила, что нужно говорить только те вещи, которые относятся к текущей теме разговора. И когда Женя Сухарев заявил своим друзьям, что у него на телефоне есть фотографии голых женщин, Надя выпрямила спину и неожиданно твердо сказала, что на компьютере ее дяди Олега тоже есть такие фотографии. Наде казалось, что это было в тему. Даже очень. Но Женя и его компания только удивленно обернулись к источнику чужого голоса, помолчали несколько секунд и продолжили разговор. Как ни в чем не бывало.

Больше Надя не вставляла реплик. Правда, несколько раз порывалась. Но как только реплика полностью созревала в голове, тема беседы одноклассников оказывалась уже другой. И нужно было судорожно придумывать новую фразу, относящуюся к новой теме — тоже зыбкой и ускользающей. Надя не поспевала.

Бабушка после разговора с Тамарой Вадимовной тоже обеспокоилась отсутствием у Нади друзей. Даже как-то раз пригласила Надиных одноклассников домой, на чаепитие. (Конечно, не всех: двоечники вроде Жени Сухарева не удостоились приглашения. Да все и не поместились бы.) В итоге пришла только одна девочка — отличница с первой парты Вероника Зябликова. Она сидела до вечера за кухонным столом, жирно чавкала заварными пирожными и обсуждала с бабушкой проблемы класса. А Надя молча сидела на полу, прижавшись спиной к холодильнику.

— Ну как так можно, Надюш! — горько сказала бабушка, когда Вероника наконец ушла. — Я вот пытаюсь найти тебе друзей. А ты слова не скажешь! Даже за стол с нами сесть не соизволила! Просто уму непостижимо. Разве кто-нибудь захочет с тобой общаться, если ты будешь себя так вести? Никому не интересно смотреть на твое кислое лицо, поверь. Надо прилагать усилия, расспрашивать, высказывать свое мнение. Иначе никак. Понимаешь, Надюша, никак.