Мертвые пианисты

— Идиотка! — лязгнула старушка. — Малолетка скудоумная. У Сашеньки аллергия на эту химическую дрянь. За свои деньги она купила… Ты лучше мозги себе купи.

Она крепко схватила Сашеньку за руку и повела его прочь. А Надя так и осталась стоять с мишками в руках.

— Да я просто… — сказала она в никуда, а потом голос сорвался и свалился в немоту.

Надя не сразу почувствовала назревающие на лице горячие соленые слезы. Несколько секунд стояла в оцепенении, широко раскрыв глаза. Потом перед глазами все расплылось. Сквозь густую, набухшую солью пелену Надя видела, как аллергичный Сашенька у самых дверей обернулся и с улыбкой на нее посмотрел. А потом он исчез, а в магазин вошли какие-то другие люди, показавшиеся Наде знакомыми. Когда эти люди подошли почти вплотную, Надя осознала, что это ее одноклассники.

— Блин, Завьялова, ты хоть знаешь, сколько мы тебя уже ждем?! — сказал Лопатин. — Мы уж думали, тебя убили или в полицию загребли. А это чё за хрень? Чё за мишки? Мы такого не заказывали.

— Это… это просто.

— Да ладно, сожрем, — махнула рукой Ксюша Лебедева. — А чё рыдаешь-то? Не продали, что ли, пиво?

— Все нормально, все ей продали, — сказала Олеся Тихонова, с довольной маслянистой улыбкой потрясая Надиным пакетом.

— Завьялова, я тебя люблю. Я знал, что ты не подведешь! — взвизгнул Сережа Гордеев и тут же полез за банкой. — Блин, что это? Безалкогольное?! Завьялова, ты совсем тупая, что ли?

Лопатин вырвал из рук Гордеева банку, повертел ее и разочарованно вздохнул:

— Завьялова, ты читать не умеешь? Написано же… Без-ал-ко-голь-ное. И ноль нарисован.

Надя увидела, что прямо по центру банки действительно выведен жирный ноль. И в ее голове все тоже как будто обнулилось. Сгладилось, залилось густой белой краской. Мыслей не осталось.

— Я… я умею читать, я просто…

— Идиотка, — буркнул Андрей Демидов.

— Да ладно вам на нее наезжать, — сказала Аня Ищенко.

— Да, действительно, — согласилась Ксюша. — А тебе, Демидов, вообще пора бросать пить, а то скоро станешь дауном, как Уваров.

Всю дорогу до Ксюшиного дома Надя смотрела вниз, на липкую слякоть, на грязные ноздреватые холмики снега. Не смела поднять глаза даже на плывущую впереди спину Олеси Тихоновой. Чтобы хоть как-то успокоиться, слушала «Лунный свет» Дебюсси. Успела прослушать два с половиной раза, а потом все зашли в подъезд, и музыку пришлось выключить.

Дома у Ксюши Лебедевой было просторно, светло и пахло чем-то пряным и приятным. В гостиной все настолько сияло глянцевой белизной, что Надя даже боялась прикасаться к предметам. Осторожно присела на краешек белоснежного дивана и обхватила себя за джемперные плечи.

— Блин, да не стесняйся ты! — сказала Ксюша, расставляя на низком белоснежном столике банки с безалкогольным пивом.

— Я не стесняюсь, я просто…

Когда все расселись, Ксюша принесла еще множество разных закусок. В том числе и купленные Надей чипсы. Надя не поняла, зачем вообще было скидываться на чипсы, если у Ксюши дома столько всего. Но спросить не решилась. Ее дружба с одноклассниками и так висела на волоске, а от глупых вопросов могла и вовсе рухнуть. Скатиться в серую пропасть забвения и там постепенно разлагаться, как труп Харви из сериала «На краю сна».

— А может, ты все-таки достанешь что-нибудь из родительских запасов? — мечтательно протянул Лопатин. — Я видел в шкафчике…

— Нет, не может, — отрубила Ксюша. — Чё думаешь, они не заметят? Да они каждый отпитый миллилитр запалят. И все, не видать мне нового айфона.

— Ну вот… а все из-за Завьяловой. Если бы она тогда не сказала про твою двойку, тебе бы уже тогда купили айфон, и сейчас мы могли бы нормально выпить.

Надя крепче вцепилась себе в плечи.

— Хватит уже! — отрезала Ксюша. — Решили же — сегодня безалкогольный день.

— Безалкогольное пиво — хрень полная, — заявил Андрей Демидов, отхлебнув из банки.

Надя тоже сделала глоточек и поморщилась. Аккуратно поставила банку на столик. Все стали говорить на непонятные, ускользающие темы, а Надя от нечего делать озиралась по сторонам. В гостиной были причудливой формы полки с причудливыми предметами, огромный телевизор и странная расплывчатая картина, на которой Наде почему-то мерещилась учительница музыки Юлия Валентиновна, разрезанная пополам и утопающая обеими половинками в кабачковом пюре. Еще был кот — белый, как и вся гостиная, щекастый, самодовольный. Он лежал на подоконнике, а потом подошел к Наде и запрыгнул ей на колени. Несколько минут урчал, прикасался к Надиным напряженным рукам шелковистым сердечком носа. Надя не любила прикосновений, но терпела.

— Ни фига себе, он обычно не подходит к гостям, — сказала Ксюша Лебедева. — Ты ему явно понравилась.