Мертвый Отец устроил бойню, в купе музыки и музыкантов. Первым он истребил арфиста, а затем серпентиста и стукача в погремушку, а также дудельца в персидскую трубу и того, что с индийской трубой, и того, что с иудейской трубой, и того, что с римской трубой, и того, что с китайской трубой из обитого медью дерева. А также того, что с тыквенной трубой, и того, у кого труба с кулисой, и того, у кого на голове кошачья шкурка и он играл на журчащем корну, и трех дудельцев в охотничьи рога, и нескольких дудельцев в раковины, и исполнителя на двойном авлосе, и флейтистов всех разновидностей, и пан-флейтиста, и фаготиста, и двух виртуозов игры на фазаньей свистульке, и волынщика с дзампоньей, у кого пальцы перебирали трубки сладостно для слуха, а между прочим и в передышке он истребил четырех фурфалыциков и шалмейщика, и дудельца в водонос, и клавикитериста, кой пред истребленьем своим был женщиною, и перебирателя теорбы, и без счета нервноперстых барабанщиков, равно как и архилютниста, затем же, молотя мечем своим сюдой и тудой, Мертвый Отец истребил щипца цитры, и пятерых лирников, и разнообразных мандолинщиков, и скрипача он тоже истребил, и пошеттиста, и псалтерионщика, и цимбалиста, и колесного лирника, и ребабника, и всяких литавристов, и треуголыцика, и десятка четыре сагатчиков, и художника по ксилофону, и двух гонгистов, и бийца в маленькое било, кто пал, не выпустив из рук железного молотка, и специалиста по трещотке, и маримбиста, и маракасиста, и сокольничего барабанщика, и шэнодуйца, и калимбиста, и укротителя позлащенного шара[5].
Мертвый Отец отдыхаючи, возложив обе руки свои на рукоять меча, крепко вогнанного в красную землю, исходящую паром.
Мой гнев, гордо произнес он.
Затем Мертвый Отец, вложивши меч свой в ножны, извлек из штанов своих древний свой хрен и помочился на мертвых артистов, порознь и совокупно, в полную меру сил — четыре минуты, сиречь одну пинту.
Впечатляет, сказала Джули, не будь они чистым картоном.
Дорогая моя, сказал Томас, ты к нему слишком сурова.
Я со всевозможным уваженьем к нему и тому, что он собою представляет, сказала Джули, двинемся ж далее.
Они двинулись.
2
Сельская местность. Цветы. Снежноягодник мягкий. Дорога с пылью. Пот выскакиваючи из потовых желёзок. Линия троса.
Прекрасные тут окрестности, сказала Джули.
Роскошные, сказал Томас.
Здорово быть живым, сказал Мертвый Отец. Вдыхать и выдыхать. Ощущать, как цапают и клацают мышцы.
Как твоя нога? спросил Томас. Механическая.
Несравненно, сказал Мертвый Отец. Великолепно, вот самое уместное слово. Вот бы мне две таких же, как левая. Старый Терпила.
Как она у тебя возникла? спросил Томас. Случаем или умыслом?
Последнее, сказал Мертвый Отец. В неохватности моей место было, необходимость была, для всякого опыта. Я, следовательно, постановил, что механический опыт есть часть того опыта, коему есть место в неохватности моей. Мне хотелось ведать то, что ведомо машинам.
Что ж ведомо машинам?
Машины трезвы, не жалуются, неизбывно действенны и работают беспрерывно в любой час на общее благо, сказал Мертвый Отец. Они грезят, когда грезят, об остановке. О последнем. Они...
Это еще что? перебил Томас. Он показывал на дорожную обочину.
Двое детей. Один мужского пола. Другой женского. Не слишком большие. Не слишком маленькие. Держась за руки.
Влюбленные дети, сказала Джули.
Влюбленные? Откуда ты знаешь?
У меня на любовь глаз наметан, сказала она, и она вот. Явное проявленье.
Дети, сказал Мертвый Отец. Молокососы.
Это что? спросили дети, показывая на Мертвого Отца.
Это Мертвый Отец, сообщил им Томас.
Дети крепко обнялись.
Что-то не похож он на мертвого, сказала девочка.
Он ходит, сказал мальчик. Или хотя бы стоит.
Он мертв лишь в известном смысле, сказал Томас.
Дети поцеловались, в губы.
По-моему, они не очень впечатлены, сказал Мертвый Отец. Где же благоговенье?
Они поглощены друг другом, сказала Джули. Тут все наличное благоговенье впитывается.
Какие-то они не взрослые, сказал Томас. Вам сколько? спросил он.
Нам двадцать, сказала девочка. Мне десять и ему десять. Взрослые-взрослые. Мы намерены вместе прожить всю нашу жизнь и любить друг друга всю нашу жизнь, покуда не умрем. Мы это знаем. Только никому не говорите, а то нас побьют, если это знание станет всеобщим.
А им в этом возрасте разве не полагается швыряться друг в дружку камнями? спросил Томас.
Всегда есть великолепные исключенья, сказала Джули.
Мы порезали себе пальцы «Точ-Ножиками»[6] и смешали наши крови, сказал мальчик.
Напоказ выставились два указательных пальчика с короткими порезами, уже в коросте.
А вы нож стерилизовали? Я надеюсь? спросила Джули.
Мы его поболтали в бутылке с водкой, сказала девочка. Я сочла, что этого достаточно.
Сойдет, сказал Томас.
Мы никогда не расстанемся. Меня зовут Хильда, а это Ларс. Когда ему стукнет восемнадцать, он откажется идти на военную службу, а я сделаю что-нибудь такое, чтоб меня посадили с ним в одну тюрьму, я пока еще не придумала, что.
Достойно восхищения, сказала Джули.
Мы вместе, сказала Хильда, и всегда будем вместе. Вы слишком старая и не знаете, как это.
Старая?