Сто слов в минуту. Временами Клэр задавалась вопросом, отдает ли он хоть какой-то отчет в том, что говорит, когда на него находит эта блажь. Не ребенок, а чертенок какой-то. Обычно она позволяла сыну наиграться вдоволь, покуда сон окончательно не сморит. Зато потом, едва оказавшись под одеялом, он почти сразу же засыпал. Главная трудность заключалась в том, чтобы заставить этого ребенка принять горизонтальное положение.
– Люк, вечером сможешь обойтись и без Флэттопа. Марш в постель.
– Нет, я должен…
– Считаю до трех.
– Но мне нужен Флэттоп!
– Раз.
–
– Два.
На глаза ребенка навернулись слезы.
Ну вот, заплакал.
– Ты меня
– Люк, ну с чего ты взял, что я тебя ненавижу? Но если на счет «три» ты не окажешься в постели, то целую неделю не выйдешь на улицу. Ты меня понял? Итак, один, два…
– Тр…
Люк бросился на кровать, и Клэр про себя понадеялась, что хозяева дома не слышали этой сцены внизу. Равно как и на то, что у их кровати достаточно прочные пружины.
– Три. Большое тебе спасибо, Люк. Спасибо за то, что с тобой не пришлось слишком долго возиться.
А вот сама Клэр совершенно выбилась из сил.
– Мам, я люблю тебя. И ужасно не люблю. – Люк расхохотался. – Ладно. Это шутка.
Клэр вздохнула и присела на кровать.
– Так, Люк, а теперь выслушай меня внимательно. Я хочу, чтобы завтра у нас был чудесный день. Я хочу, чтобы ты был хорошим мальчиком, ну, примерно таким же, каким был сегодня, и не доставлял ни мне, ни Дэвиду, ни Эми лишних хлопот. Я очень рассчитываю на твою помощь. Ты меня понял?
Он кивнул.
– И чтобы никаких выходок вроде сегодняшней. Если завтра это повторится, тебе конец. Ни телевизора, ни игр на улице. Ты меня понял?
– Угу.
– О'кей. Все твои приятели валяются на полу. Ну, солнышко, поцелуй меня.
Люк улыбнулся и чмокнул ее, снова став хорошим маленьким мальчиком, без всяких закидонов и вредничаний.
Клэр легонько прижала сына к себе.
– Я люблю тебя, солнышко.
– Я тоже люблю тебя, мамочка.
Клэр поднялась и выключила свет. Освещения из холла – пусть оно и было тусклым – для игр будет вполне достаточно.
– Я буду в соседней комнате, договорились? Ты не забыл, где находится туалет?
– Угу.
Она слегка притворила за собой дверь. Совсем чуть-чуть.
– Спокойной ночи. Я люблю тебя.
– Спокойной ночи.
Клэр слышала, как Люк выскользнул из-под одеяла, собрал свои игрушки и принялся разговаривать с ними негромким, нарочито искаженным голосом.
Пройдя в соседнюю комнату, Клэр опустилась на кровать. По правде говоря, ей чертовски хотелось спать, но Дэвид и Эми уже ждали внизу, чтобы продолжить просмотр фильма. Половину они уже просмотрели, хотя Клэр толком даже не помнила, о чем он. И виной тому был отнюдь не фильм.
Просто она ожидала приезда Стивена.
И раздумывала над тем, что ему скажет.
Она пока не была уверена, следует ли ей будить Люка или нет.
Именно поэтому Клэр так хотелось уложить его в постель – так у нее будет шанс контролировать ситуацию. Останется
Клэр глянула на часы – двадцать минут десятого.
Ну что ж, теперь, наверное, недолго уже осталось.
Она чувствовала, что совершенно не готова к разговору с бывшим мужем.
К тому же у нее опять разболелась голова. К счастью, Клэр прихватила с собой аспирин. Таблетки лежали где-то тут. Возможно, именно поэтому она, как и Люк, с особой остротой чувствовала сейчас, что находится в чужой комнате.
Она представила себе, как Люк лежит в постели. Этот его взгляд – испытующий, оценивающий ее.
Проблема заключалась в том, что он не шутил.
Или шутил в гораздо меньшей степени, чем ему казалось.
Разумеется, он любил ее. И в то же время отчасти ненавидел. С его точки зрения, именно на Клэр лежала по меньшей мере половина вины за развал семьи. И Клэр все еще была рядом, а Стивен – нет, и именно ее доля вины стала источником раздражения. Люк мог надолго выбросить из головы Стивена, а вот абстрагироваться от собственной матери было уже не так просто. День за днем она одним своим присутствием напоминала Люку о том, что семья облажалась, и, следовательно, налажал и он сам – не смог стать достаточно важным, чтобы связать их всех воедино. Разве может такой лузер повлиять на собственное будущее? Клэр оказалась живым воплощением его бесправия.