Мертвый сезон. Мертвая река

И за какое-то мгновение до того, как взор Дэвида затмила яркая вспышка новой боли, он почувствовал себя жутко одиноким – совершенно одним, впервые за всю жизнь.

* * *

Эми словно оказалась внутри компьютера, и перед ее глазами проносилась дикая пляска кошмарных образов. Она была внутри этого самого мгновения и одновременно вне его, как если бы видела расколотый экран монитора, лихорадочно скользя взглядом между старым и новым текстами.

При этом все, куда ни кинь взгляд, выглядело как плод фантазии душевнобольного.

Вот девушка тянется к Дэвиду, словно желает обнять его; вот в ее взоре появляется что-то новое, очень хитрое, и вот в комнате уже появляются новые люди. Она видит, как они входят в дверь, видит этих детей, эту женщину в клетчатой рубахе, мужчину с топором в руке, детей с ножами, тесаками и молотками, а у одной, самой маленькой девочки, в руке было зажато и вовсе нечто, похожее на садовый совок. И вот все они набросились, насели разом. Два мальчика-близнеца уцепились за ее правую руку, еще один мальчик и девочка – за левую и поволокли к кухонной мойке. Какие же сильные они оказались; она изо всех сил сопротивлялась им, однако дети продолжали тянуть ее туда, к раковине, удаляя от Дэвида. Тот лежал, истекая кровью, на ковре рядом со своим письменным столом. Девушка кусала его, таща из его тела куски плоти – Эми видела и слышала, как она сломала его ключицу, и окровавленная кость, прорвав кожу, выпросталась наружу.

Они уволакивали ее от Дэвида, делали все, чтобы он не смог больше видеть ее. Значит, и ей не суждено больше увидеть все то, что они вытворяют с ним. А кроме того…

«Мелисса! Где Мелисса? Где Клэр, Люк и Мелисса… и тот мужчина с топором?!»

Женщина была вся испещрена шрамами, страшными шрамами, и к тому же казалась гораздо выше любой среднестатистической человеческой особи женского пола. Женщина, собственно, оказалась первой особью женского пола, припершей ее к раковине, атакующей острым ножом. Распахнувшись, халат Эми оставил ее полностью обнаженной перед врагом – не считать же эти две тряпочки, лифчик и трусы, за полноценную одежду?

В руке женщины появились ремни, кожаные ремни, и с угрюмым выражением лица она принялась обматывать ими запястья Эми, крепко обвязывать, до глубоко болезненного врезания в кожу. Потом дети отпустили ее. Женщина резко развернула пленницу, отчего край мойки врезался ей уже в живот, и принялась привязывать концы ремней – правый, а за ним и левый, – к выступавшим над раковиной кранам с горячей и холодной водой.

Дети же тем временем резко отдернули ноги Эми назад, так что край мойки впился в нее уже где-то под грудью. Все ее тело теперь опиралось только на упирающиеся в мойку ребра и привязанные к кранам руки. Ноги пола не касались – дети развели их по сторонам и привязали к ножкам стоявшего позади нее кухонного стола.

Эми кричала, вопила, извивалась, дергала ремни и неожиданно почувствовала, как ей в рот засовывают кляп, а поверх – наматывают широкую изоляционную ленту, накрепко стянувшую губы. Вот и сказочке конец. Тут бы хоть воздуха глотнуть – куда уж кричать.

Затем она неожиданно услышала доносящиеся откуда-то сверху гулкие звуки ударов и, сразу поняв, куда именно удалился тот мужчина с топором, заплакала. Мелисса. Ее младенец. Клэр. Ее подруга Клэр… вот же она, обнимает ее, Эми, рыдающую по Дэнни, ее первому настоящему возлюбленному, и обе сидят в студенческом общежитии. Обнимает мягко, но в то же время крепко, и сама заливается слезами, и чувствует, что сердце ее вот-вот разорвется…

И Дэвид. О бог мой, Дэвид.

Только бы не расплакаться с этим кляпом. Это же верная смерть от нехватки воздуха.

Она по-прежнему различала его болезненные стоны, потом услышала донесшийся сверху очередной глухой удар и звук падения чего-то тяжелого.

На девочке была какая-то странная кожа, она уже давно это приметила – но только сейчас до нее дошло, что это за шкура, с кого она снята.

С человека.

Она увидела желтоватые груди с чуть более темными потрескавшимися сосками. Девочка улыбнулась ей, показав грязно-желтые зубы, и поставила в раковину алюминиевую кастрюлю – новехонькую, ее Эми купила специально для варки омаров.

Поставила, а потом еще и подровняла.

Чтобы та встала как раз под ее горлом.

* * *

Даже накрепко заперев за собой дверь, Клэр прекрасно понимала, что долго эта преграда не простоит. До нее доносились вопли Дэвида, повторяемые Эми слова «нет, нет», а потом и ее рыдания.

Мелисса плакала.

И тем самым указывала им путь прямо к комнате, где все собрались.

Люк, с бескровным от ужаса лицом, стоял в полной неподвижности и молча смотрел на мать. Видимо, вчитывался в ее страх. «Что происходит? Что нам делать?»

– Подержи Мелиссу, – сказала Клэр и передала младенца ему на руки. Ребенок на какое-то мгновение затих, но затем заплакал снова.

Она старалась заставить себя не обращать внимания на доносившиеся снизу крики.

Старалась не слышать Эми, не думать о ней.