Мертвый сезон. Мертвая река

Похоже, именно в этом месте я преступил в глазах «Баллантайна» последнюю черту. Предложенный мной исход был выше их редакторских сил.

Я, к слову, внес еще одну правку – для британского издания в мягкой обложке.

В самом конце Мардж, лежа в машине «Скорой помощи», размышляет сквозь эффект от обезболивающих о том, являются ли люди, спасающие ее, парамедиками или врачами. Она думает: «Надеюсь, все-таки врачи».

Через несколько месяцев после публикации книги я получил письмо от поклонника. Он сказал, что ему очень понравилось прочитанное. И все бы было вообще замечательно, если б не эта строчка под самый конец.

Упомянув, что как раз таки парамедиком и работает, парень заметил, что в ситуации Мардж ей было бы гораздо лучше оказаться в руках обученной бригады «Скорой помощи», а не с толпой врачей. Я заинтересовался вопросом – и он, конечно, оказался прав. Упс… Кое-кто плохо подготовился к уроку. Я написал ему в ответ, что дико извиняюсь, поблагодарил за то, что он обратил внимание на ляп, и пообещал, что, если книга когда-нибудь выйдет в другом издательстве, я исправлю его. В 95-м со мной связались британцы из «Хэдлайн», и я все поправил. Мой редактор там, Майк Бейли, посмеялся, когда я рассказал, почему хочу внести изменения.

Сказал – конечно, никаких проблем. Принято.

Безо всяких переговоров.

Джек Кетчам

Январь 1999 г.

Мертвая река

Проснулся вот – и страшный волк,

Мне скалится в окно!
Большой, один – как целый полк,
Ну что ж, влезай, браток, —
Но хоть не трожь, меня ты пощади…

«Грейтфул Дэд»

Часть I 12 мая 1992 года

0:25

Она стояла, вся в пятнах грязи и бликах лунного света, под колышущимися ветвями тенистого дерева и смотрела в окно. За ее спиной остальные трепетали от азарта.

Она коснулась решетки на окне кончиками пальцев. Разболтанная. Старая.

Она потерла один из прутьев между большим и указательным пальцами, и тут же вниз посыпались мелкие хлопья ржавчины.

Она сосредоточилась на девушке внутри. Ее кисло-цветочный аромат витал высоко и сильно над пропахшим плесенью диваном, где она лежала, и даже над пропитавшимися парным молоком зерновыми хлопьями в миске рядом с ней.

От девушки пахло мускусом. Уриной и полевыми цветами.

У девушки были выдающаяся грудь и длинные темные волосы.

Постарше меня.

Ее одежда была грубой.

Одежда только мешает.

Парни прижимались ближе, желая увидеть. Она позволила им. Было важно, чтобы они знали, что находится внутри, хотя она направит их, когда придет время. Самцы были моложе и нуждались в наставничестве. Но это было ново для них и захватывающе. Тонкий березовый прут прошелся по их спинам – им нужно внимательно следить за равновесием.

Она почувствовала, как бриллиант коснулся ее груди. Его холодная золотая оправа покачивалась на грязной завязанной бечевке.

Ночь выдалась тихая. В лощине стрекотали сверчки.

Они наблюдали за девушкой, недоступной и глухой к ним, в ярком всплеске голосов из мерцающего света. И каждый из них на мгновение, словно бы подхваченный дуновеньем одного внезапного мысленного порыва, уразумел, что ребенок спит. Он совершенно один – где-то там, наверху, в жаждущей темноте, в их темноте, в темноте их Старших – то есть Женщины и Первого Добытого.

Они воображали, что могут видеть ребенка, чувствовать запах ребенка…

Но на самом деле они могли лишь смотреть.

Перед луной должно было пройти всего одно облачко.

1:45

«Черт бы тебя побрал, Нэнси!»

Во всем доме снова горел свет. Во всяком случае, на первом этаже.

Ее «Бьюик-универсал» свернул на подъездную дорожку.

«Эта девчонка наверняка считает, что деньги я попросту печатаю, – подумала женщина. – Готова поспорить, включила одновременно и телевизор, и стереосистему, а в холодильнике даже банки колы не осталось».

Она была чуть навеселе.

Правое заднее колесо машины перескочило через бордюрный камень и смяло последние три тюльпана, ютившихся на краю лужайки.

«А, черт с ними», – подумала женщина.

Она и трезвой-то давила их не сильно реже.

Женщина заглушила мотор. Выключила фары.

А потом несколько секунд посидела недвижно, думая о Дине – стоящем по другую сторону бара, игнорирующем ее, попивающем свой «Уайлд Терки», – ее собственном чертовом муже, в чьих глазах она с давних пор будто привидение.