Мертвый сезон. Мертвая река

Но таков уж был Дин. Либо от него вообще ничего не добьешься, либо получишь намного больше того, на что рассчитывала.

И лучше уж ничего.

И все равно это было унизительно. И типично. Живешь ты с Дином или без него, имя ему одно – мистер Унижение. Его любимый способ оторваться.

Женщина сделала глубокий вдох, чтобы стряхнуть с себя гнев, открыла дверцу машины и нащупала старую черную сумку с револьвером тридцать второго калибра в боковом кармане на молнии. Она держала его там на случай, если Дину снова вздумается выбить из нее все дерьмо, как в прошлую пятницу вечером на парковке «Карибу». Убрав руки от руля, она выбралась из машины. Это далось сложнее, чем должно было бы. После рождения ребенка женщина так и не сбросила вес. А пристрастие к пиву этому точно не способствовало. Сумка тяжким грузом оттягивала руку.

Долбаный Дин.

Женщина захлопнула дверцу машины. С первого раза замок не защелкнулся. «Надо будет отремонтировать, – подумала она. – Только на какие шиши?»

С уходом Дина денег удавалось с трудом наскрести разве что на еду себе и ребенку. А ведь приходилось еще и раз в неделю платить няне. После работы и суеты по дому этот один-единственный вечер в неделю был женщине просто необходим – сходить в кино, выпить пару-тройку коктейлей, – тем более что ребенок наконец достаточно подрос, чтобы можно было оставить его ненадолго. Однако заработок у барменши в Дэд-Ривер был едва ли не нулевым, и никто даже и не думал о том, чтобы подкинуть на чай. Что бы ни говорили про туристов, а с ними хоть на чаевые можно было рассчитывать.

«Протянуть еще месяц, – подумала она, – а там начнется туристический сезон. Так что как-нибудь перекантуюсь».

Она зашагала по растрескавшемуся щебню в направлении боковой двери, на ходу отыскивая ключ от дома на колечке.

Потом услышала, как что-то стукнуло через открытое кухонное окно. Возможно, бутылка колы ударилась о тяжелый и дорогущий разделочный стол. С Нэнси дом – не дом, а сущий раздрай да кавардак.

«Да, а с пивом надо все же завязывать, – подумала женщина. – Пожалуй, это я смогу. Сэкономлю немного денег. Хотя главное, конечно, не это, так ведь? Главное – это я сама и малышка, верно?»

Женщина ощутила прилив вины. Почему она постоянно зовет ребенка «малышкой»?

Девочку звали Сюзанна. Сюзи. И малышкой она была не всегда. Женщина вспомнила времена, когда произносила имя дочери нараспев. А теперь почти не употребляла его. Словно ребенок превратился в какую-то вещь – одну из тех самых вещей на каждом шагу, вроде закладной за дом, дырявой кровли, подтекающего крана в подвале.

Она подозревала, что Дин специально сорвал там резьбу – ей назло.

Он все и всегда делает ей назло.

В какое-то мгновение женщина чуть было не расплакалась.

Затем поднялась по ступенькам и вставила ключ в замок.

«Нэнси, черт бы тебя побрал!»

Ключ не понадобился. Дверь оказалась открытой.

«Ну сколько раз можно говорить этой девчонке: закрывай за собой двери?»

О’кей, значит, сегодня вечером Дин опять торчит в баре. Но вечно так продолжаться не будет. Он ведь уже собирался заявиться именно тогда, когда ее самой не будет дома, когда машины не окажется на подъездной дорожке. Дважды угрожал обчистить. Подогнать фургон – и вывезти все, кроме грязного белья.

«Ну нет, так просто я этого ему не позволю», – подумала она.

«А сейчас надо поговорить с этой девчонкой».

– Нэнси!

Женщина открыла дверь в гостиную, где беззвучно работал телевизор – ну какой, к черту, от него сейчас прок? – притворила за собой дверь и заперла ее на ключ. Потом направилась в сторону кухни. Первое, что она там увидела, была большая лужа на покрытом линолеумом полу, медленно расползавшаяся в направлении угла и даже там уже подступавшая к паркету, крывшему пол в гостиной.

«Кола, – подумала женщина, – кофе, что-то темное и тягучее, и… Боже праведный!» Нет, она определенно убьет эту девчонку.

Ступая осторожно, чтобы не вляпаться в лужу, женщина подняла взгляд и тут же ощутила вонь. Внезапно все, что она собиралась сказать, застыло внутри, как и вопль, так что она могла лишь стоять, пытаясь втолкнуть в себя все увиденное разом, подобно тому, как натужно пытаешься сделать один-единственный вдох на шквальном ветру.

Двое из них примостились на краю кухонной мойки, сидя на корточках, пристально наблюдая за ней своими неестественно горящими глазами. Их свисающие руки были перепачканы кровью.

«Дети».

Сама же Нэнси, обнаженная, лежала на разделочном столе.

Неподвижная. Бледная.

Рук у нее уже не было.