Месяц туманов (антология современной китайской прозы)

Мне всё равно, о чём они говорят. Я слушаю, как беседуют наши земляки в первую весну нынешнего века, слушаю перебранку между мужчиной, которому не довелось поступить в вуз, и женщиной, у которой когда-то была прекрасная фигура. Только сейчас я понял, зачем я хожу сюда. Раньше я приходил к этим грохотам просто так, а теперь мне стало всё ясно — мне хочется наблюдать, как ссорятся супруги.

— Эй, как этому секретарю живётся в тюрьме? — задумчиво интересуется мужчина.

— Эх ты! Ты посмотри на него, Лао Чэнь! Что за человек! — сердится женщина. — Только что сердито ругал секретаря, а теперь волнуется о его горькой жизни в тюрьме!

— Ведь он привык к роскошной жизни! Его сопровождали, носили его портфель, дарили ему деньги и подарки, делали ему массаж. А теперь ничего этого нет. В камере кормят двумя пампушками с варёной капустой, и приходится самому кирпичи носить и тележку возить. Как ему вытерпеть-то? — говорит мужчина.

— Тебе какое дело?

— Теперь он живёт даже хуже меня. Здесь, на пляже, я работаю как хочу. Захотел — могу отдохнуть, покурить и выпить. Иногда мне везёт, мостик случайно переходит женщина с хорошей фигурой, и я за ней наблюдаю. А он сейчас живёт хуже некуда: устал или надоело, всё равно работать надо, надзиратель с электродубинкой ходит за тобой! Может, уже привыкшему к роскоши человеку труднее переносить тяготы, чем людям, которые жили так всегда?

Ему никто не отвечает. Я молчу, его жена тоже. Он вдруг сам отвечает на свой вопрос:

— По-моему, человек — это дурак, дура-а-ак!

В миг, когда солнце садится за равнины, когда только-только опускается за горизонт, вокруг становится так красиво, зелёная роща ив и тополей окрашивается в оранжевый цвет. Трава на берегах тоже становится оранжевой. Мужчина и женщина, стоящие на мостике, тоже окрашены закатом, и не разобрать, кто из них кто.

IV

Когда после длительной командировки я вернулся к реке Цзышуй, пшеница уже начала колоситься.

Я спешил на родину в деревню с нетерпением, мечтая полюбоваться, как колосится и цветёт пшеница. Всю свою жизнь, за исключением последних семи-восьми лет, я проводил этот сезон у реки Цзышуй.

Солнце опустилось за плоскую вершину Сиюань. В реке около плотины купаются три подростка. Я вижу, что на том берегу на пляже косо торчит грохот. Рядом трудятся. Камни с шумом падают в грохот. Невесёлый монотонный звук.

А где мужчина?

Где тот мужчина, которому нравится смотреть на женщин и которого за это обзывают «подлецом» и «упёртым медведем»?

Я снял ботинки и носки, перешёл реку вброд. Вода прохладная, камни на дне реки скользкие. Я подошёл к женщине, закурил сигарету.

— А где твой «упёртый медведь»?

— Не приходил.

Я начал высказывать различные предположения: нездоров, уехал в гости к родственникам, в командировку и т. д. Но на каждый мой вопрос она отвечает одним словом: «Нет!»

Я перестал выпытывать, поняв по её лицу, что ей неприятно. Затем я решил, что, может, они поссорились или случилось какое несчастье. Но я не решился спросить.

Она тихо вздохнула.

Я всё-таки спросил:

— Ну, что случилось?

Она поставила лопату, тяжело и глубоко вздохнула:

— Дочка плохо сдала экзамены.

— Только из-за этого? — я вздохнул с облегчением. — Ну так сдаст в следующий раз!

Она горько усмехнулась:

— Это не простые экзамены. По их результатам распределяют в группы. Сдать их — поступить в ведущие группы, не сдать — в простые группы. Поступление в простые группы значит, что дорога в вуз закрыта.

Такое мне в голову не приходило.

Она начала рассказывать:

— Дочка сама не смела папе сообщить. Когда он наконец узнал, ему стало плохо. Такая слабость, не мог даже лопату поднять.

Он лежал в постели три дня без еды, только воду пил. Целые ночи не спал, лежал с открытыми глазами и молча вздыхал. Я пыталась утешить его, но он мне и слова не ответил.

— Где дочка учится? В высшей или начальной средней школе?

— В уездной средней школе, на первом курсе высшей средней школы. В этом семестре распределяют студентов в ведущие группы.

Я помню время, когда мой ребёнок учился. Я тоже знаю важность ведущих групп. Но я не думал, что это может стать таким ударом.

Она печально говорит:

— Моя дочка тоже виновата… Отлично училась в течение всего года, получала лучшие отметки. Но в самый важный момент, когда формировались группы, плохо сдала экзамен… Только вчера он наконец-то заговорил, сказал только одно: «Какой смысл мне копать камни дальше? Какой смысл мне копать эти камни…»

— А ты же сказала, что он «упёртый медведь»? Разве такая мелочь может его сломить? — удивляюсь я.

— Муж очень волнуется из-за дочкиной учёбы. Он сам не сдал экзамены в вуз, потому что ему не хватало всего нескольких баллов, и очень хочет, чтобы дочка смогла… Он часто говорит, что лишь бы детка поступила в университет. Он тогда выкопает весь пляж! А теперь, он сказал, какой смысл копать камни дальше!

— Может, поговорить с ним? — предлагаю я.

— Не ходи, бесполезно.

Я хорошо знаю, как крестьянские семьи мечтают, чтобы их дети поступили в университет, как это важно для родителей. У меня сжимается сердце.