Месяц туманов (антология современной китайской прозы)

В конце года домашние купили ей обувь из искусственной кожи с мехом. На ярмарку велели ей обуть обновку, а ноги у Хэй были толстые и от узких туфель ужасно болели. Вернувшись с ярмарки и скинув обувку, она заплакала, глотая слёзы. Она знала, что муженёк презирает её за уродство, но раз мать родила её такой некрасивой, то это не исправишь парой обуви! Недовольный муж набросился на неё с кулаками да стал угрожать ножом. Но перегнул палку. Хэй озлобилась, схватила его в охапку и бросила на кан, как мешок с навозом:

— Понял, кто здесь сильнее?!

Этот случай стал известен в деревне и дал повод для всеобщего зубоскальства. Когда Хэй копалась в земле, кто-то её спросил:

— Хэй, что, снова проучила своего мужика?

Хэй молчала, а тот не унимался:

— Хэй, а чего кожаные ботинки не носишь? Вы такие богатые! Или попросила бы свёкра купить часы!

В деревне часто говорили о богатстве этой семьи, и сама Хэй удивлялась, откуда у них столько денег. В деревне и посёлке многие подались в коммерцию, но деньги не доставались легко. Как-то вечером, когда вернулся муженёк, она затребовала объяснений, но тот ответил:

— Я тоже часто это слышу, люди просто завидуют! Если кто из чужих вновь спросит, ты отвечай: мол, всё законно, какие вопросы?!

Но Хэй чувствовала что-то неладное. По ночам теперь постоянно приходили гости и запирались в комнате свёкра. Когда же к ним входила Хэй, разговор сразу прекращался. Днём же всегда приходили выпить сельские чиновники. Один раз староста напился и, тыкая пальцем в лицо свёкру, сказал:

— Мать твою! Живёшь лучше меня, деревенского старосты. На простом кредитном кооперативе столько нажил! Но имей в виду, сельчане подписали коллективное письмо, где обвиняют тебя в махинациях с кредитами!

Свёкор побледнел и засуетился, укладывая старосту на кан, поднося ему чай и уксус, чтобы гость протрезвел. В итоге гостя вырвало прямо на кан. Вскоре по посёлку пошёл слух, будто свёкор предложил помочь поселковой начальной школе и готов выложить тридцать тысяч юаней на её расширение. Хэй пришла в ужас: оказывается, у свёкра водятся такие деньжищи! Где же они хранятся, и сколько всего денег у их семьи? Через какое-то время в уезд приехал уполномоченный и созвал общее собрание крестьян и поселковых. Свёкор стоял на трибуне, его украсили красными лентами, лицо так и лоснилось. С тех пор в гостиной у них появилось большое знамя почёта с золотыми иероглифами. Когда открывали дверь, то прохожим издалека было видно алое полотнище. Прошло ещё немного времени, и начальная школа совершенно преобразилась. Свёкор стал её почётным директором, а муженька Хэй в нарушение правил взяли учителем физкультуры; теперь он каждый день играл со школьниками в баскетбол и был весел, как будто стал небожителем.

Хэй долго не понимала, почему скупой свёкор вдруг проявил щедрость, но сейчас ей всё стало ясно. Терзая её ночью, муженёк сказал, что отныне она не жена крестьянина, а супруга госслужащего. Хэй не ведала, в чём плюсы нового положения, но вот минусы были налицо — домогаясь её, муж не разрешал гасить лампу, называл её именем самой смазливой поселковой девицы и требовал, чтобы она при этом откликалась на его зов. Хэй вскипела гневом:

— Она — это она, а я — это я. Если ты такой лихой, то иди к ней!

Следующей ночью муж и впрямь не вернулся домой. День его не было, второй, и Хэй отправилась на розыски в школу. Нашла муженька в комнате той самой смазливой девушки. Муж сказал, что они обсуждают учёбу. Хэй подумала: «Может, и впрямь учёбой заняты, тогда мне тут никакого интереса нету». Уходя, она бросила:

— Ты уже несколько дней не ночевал дома. Тут у тебя сыро, купи угля, чтобы просушить комнату.

Муж уже два месяца не домогался Хэй. Жить ей стало легче, теперь она могла спокойно спать по ночам, но всё же ощущала какую-то утрату. Муженёк отличался завидным постельным аппетитом, а тут ещё стал худеть, и в сердце её вновь закрались подозрения. В школе она вновь увидела, что парочка занимается учёбой, доказательств иного у Хэй не было, и с тяжёлым сердцем ей пришлось убраться восвояси.

В школе был разнорабочий, уроженец далёкой Сычуани. Днём он готовил обед для учителей, а по ночам, когда те расходились по домам (а все они считались народными учителями), он сторожил вход. Притащив себе скамеечку, он попыхивал папироской и слушал включённый на полную мощность радиоприёмник. Во время визитов в школу Хэй познакомилась с ним и узнала, что его зовут Лайшунь. На переносице у Лайшуня росла родинка, вид он имел простоватый, но был сообразительным. Лайшунь жил в ужасной нужде, вечно носил одни и те же жёлтые резиновые сапоги, которые при ходьбе хлюпали, будто набрали воду.

Увидев Хэй, Лайшунь подозвал её к себе и уступил свою маленькую скамеечку, приглашая послушать музыку по радиоприёмнику.

Хэй спросила:

— Лайшунь, ты ведь не недотёпа какой-то, да и деньги тебе государство платит. Чего ты вечно носишь эти жёлтые сапоги, неужели не жарко?

Лайшунь тотчас подобрал ноги под себя, присмирел, как домашний кот, и ответил: