Месма

«Мамочка, миленькая, не переживай за меня так! Мне сейчас хорошо, честное слово, мамочка! Ты меня прости, что я тебя не слушалась, но сейчас мне так хорошо! Я летать могу, сквозь стены проникать могу, и голода ни капельки не чувствую! Совсем-совсем! А какие сказочные миры я видела — красивые да бескрайние! Хочешь, расскажу?..»

Но ни мама, ни тётя Катя меня не слышали, не видели…И мне хотелось плакать из-за этого.

А однажды мама вдруг сказала тете Кате: «Знаешь, Катенька…а мне сегодня кажется, что моя ненаглядная Полечка здесь…» Тетя Катя удивилась сильно и говорит: «Где?» «Да вот же она, рядом с моей лежанкой стоит!» Тетя Катя изумлённо так по сторонам посмотрела, встала, в коридор даже выглянула, к маминой постели вернулась и говорит: «Да господь с тобой, Маша — нету здесь никого! Окромя тебя и меня только…»

«Да? — спрашивает мама, а голос у нее такой грустный-грустный! — А мне было показалось, здесь моя Полечка… моя кровинушка родненькая… здесь, со мной…»

Тётя Катя ей говорит: «Смирись ты, Маша! Нет твоей Полечки… Смирись, милая! Полно душу-то рвать, видно, на то воля Божья, что померла наша Полечка…» Мама ничего не ответила, а я-то так обрадовалась, что мама меня наконец-то увидела!

А вечером мама моя умерла…

— Значит, перед смертью своей мама тебя всё-таки повидала, да? — тихо спросил Прохор Михайлович. — В последние минуты свои хоть порадовалась…

Поля взглянула на него настороженно и слегка удивлённо, будто он сказал нечто несуразное.

— А чудной ты какой, дедушка! — улыбнулась она. — Мама меня смогла увидеть, когда душа ее тело покидать стала! Умирала моя мама, просто тётя Катя этого не поняла. Живым такие вещи понять бывает трудно. А вот ты… Ты разве не понял еще, почему ты меня видеть можешь? Почему разговариваешь со мной… Неужто не понял?

— Я?.. — прошептал Прохор Михайлович. — Нет… наверное, не понял…

— Потому что ты умираешь, дедушка! — просто и с истинно детской весёлостью сказала Поля. — Ты уже мёртвый почти… а живые-то меня не видят, или могут еще видеть изредка, когда сознание теряют, и восприятие совсем другого мира в них пробуждается! Но это очень недолго — несколько секунд! А мы с тобой вон сколько уже беседуем… Ты в свое тело уже и не вернёшься, дедушка!

Прохору Михайловичу сделалось жутковато. Маленькая девочка рассказывала ему о потустороннем так непринуждённо, будто делилась впечатлениями от поездки на интересную школьную экскурсию.

— Не вернусь? — прошептал с тревогой умирающий. — А что же… дальше со мною будет?

— А ты не бойся, дедушка! — ободряюще сказала девочка. — Это так хорошо, так приятно… вот увидишь! Ты сможешь летать! Знаешь — как взмоешь и летишь себе! Над морем, над горами… А вокруг тебя — солнце, тепло, и свет такой золотистый, он отовсюду льется, со всех сторон! как будто обволакивает тебя… И так красиво, так легко! Это поначалу только страшно, когда тело свое сбрасываешь. Страшно из тела выходить! Но это быстро проходит… А потом бывает так чудесно… Словами не передашь, это самому испытать надо.

— Полечка… так ты к маме своей перед самой ее смертью пришла? — спросил фотомастер.

— Ну конечно! Я к ней и раньше приходила, когда она живая была и видеть меня не могла, а тут она меня должна была увидеть непременно, как же мне не прийти! Чтобы мамочке не страшно было… Когда человек этот мир покидает, ему бывает очень страшно. Вот меня страх не мучил, потому что тётя Августа, когда меня убивала, очень-очень больно мне делала — так больно, что я о страхе забыла! И не заметила от боли лютой, как тело свое покинула… А когда человек лежит и долго умирает — ну очень бывает страшно. И там у нас так заведено: если на земле кто-то к уходу готовится, кто-нибудь из близких его встречать приходит. Вот так я маму свою и встретила… Она узнала меня сразу, так обрадовалась! Тетя Катя очень удивилась, когда увидела улыбку на ее лице, которая так и осталась после смерти. И маме в момент ее ухода страшно не было… ни капельки!

— Но ведь это мама твоя была, — с трудом выговаривая слова, произнёс Прохор Михайлович. — А почему же ты… ко мне-то пришла… Поленька? Ведь я тебе… никто…

— К тебе? А мне жалко тебя стало… Иногда случается — человек умирает, а к нему никто не приходит: то ли родные у него слишком уж давно ушли, то ли еще какие причины… Вот и вижу я — один ты лежишь, никто о тебе не помнит, никто тебя к нам сопровождать не собирается. И так мне обидно стало, что я заплакала! вот я и решила тебя посетить, утешить и помочь мир этот оставить, чтобы ты не слишком пугался того, что с тобой происходить будет… Я, конечно, маленькая, много чего не умею, но всё ведь лучше, чем когда вообще никого нет… правда?

— Правда, — прошептал Прохор, будто слабый сквозняк прошелестел павшими сухими листьями.

- А почему ты плачешь, дедушка? — с трогательной заботой спросила Поля. — Не надо…

По впалым и худым щекам Прохора Михайловича и вправду катились обильные горючие слезы.

— Поленька… милая! Ты — мой ангелочек небесный… Прости меня… умоляю тебя, прости! Если, конечно, сможешь…

— Мне тебя не за что прощать, дедушка! — ответила Поля.