Месма

Особое внимание Влада привлекло одно фото — где мёртвая Августа была запечатлена лежащей в гробу. Кажется, раньше он этой фотографии никогда не видел, только читал о ней в вакулинских записках. Вероятно, она находилась у Гали? Стало быть, Прохор Михайлович всё-таки выполнил предсмертное завещание своей повелительницы? Только вот — когда? Когда он сумел-таки всучить это страшное фото, несущее в себе столь губительный потусторонний заряд, в руки Гале? Об этом в записках фотографа не говорилось ни слова…

Влад смотрел на посмертное фото людоедки — ведьмы, дьяволицы, или кем там она еще была, — и чувствовал, как холодеют его пальцы, словно их постепенно сковывал могильный холод. Лицо Августы на фото было покойным и умиротворённым, как у почившей праведницы, руки смиренно сложены на груди, и между невероятно длинными пальцами была зажата тонкая свечка… Это лицо, конечно, весьма отличалось от того лица, что Влад видел на прижизненных фотоснимках, но тем не менее, не оставалось сомнений, что в гробу сфотографирована та самая женщина, что на другом фотоснимке жестоко глумилась над убитой ею жертвой…

Итак, получалось, что фотограф каким-то образом «вышел» на Галю! И фото умершей Августы попало к ней… И что теперь с этим делать?

Самое дурное, по мнению Влада, состояло в том, что Галя всё это время обманывала его. Она упорно твердила, что не знает никакой Августы, угрожала даже ему, обещая убить Влада, если он при ней произнесёт это имя… он принимал такое обещание за мрачную шутку — но было ли оно шуткой? И вот перед ним открылось ярчайшее свидетельство Галиной лжи: целое собрание фотоснимков Августы, из которых она соорудила нечто вроде алтаря.

Августа была не просто ей знакома, между ними существовала особая, глубокая некротическая связь, природа которой Владу была совершенно неизвестна и непонятна.

Ему сделалось очень страшно. Не оставалось сомнений в том, что Галя, пригласившая его в этот лесной дом, фактически является человеком лишь внешне: по сути своей она — некий крайне опасный хищник, играющий с ним, как кошка с мышью, и даже не считающий нужным обходиться с Владом с элементарной честностью. Что она задумала, как намерена с ним поступить и какую роль уготовила ему в своей дьявольской игре, вдохновлённой давно умершей Августой, Влад решительно не представлял. У него возникло отвратительное ощущение, будто бы он окончательно запутался. И чем активнее пытался он освободиться от этих пут, тем всё глубже увязал в их вновь образующихся узлах…

Решение пришло неожиданно, как бы само собой, словно внушённое со стороны. Если он не смог выполнить до конца наказ Самсонихи сразу — что ж, он сделает это сейчас. Ему было необходимо уничтожить все эти бумаги и фотоснимки; и если на кладбище под молитву он сделал это частично, то завершит он это дело прямо здесь и сию минуту, не откладывая.

И Влад принялся судорожно срывать со стен фотоснимки и складывать их в стопку. Потом собрал фотографии с полок и поклал их сверху. Получилась приличная пачка, которую он захотел обвязать веревкой; однако веревки под рукой не оказалось, и Влад попросту спрессовал сорванные фотографии, после чего сгрёб их все в охапку и направился к выходу из подвала.

Поднявшись по лестнице, Влад направился на кухню. Там он сложил собранные фотоснимки на столе, а сам принялся разжигать печь. Несколько раз он наблюдал, как это делала Галя, и теперь он пытался повторить все ее действия.

Наконец, с третьей попытки это ему удалось, и в печи весело запылал огонь.

Когда пламя разгорелось, Влад принялся остервенело рвать в клочки собранные им фотоснимки и швырять в печь скомканные обрывки плотной фотобумаги.

Пламя сердито потрескивало, словно выражая недовольство предлагаемой ему пищей; но Влад рвал и рвал бумагу, продолжая швырять ее в огонь. Он попытался вспомнить слова молитвы, которые произносил тогда на кладбище, но заветные слова, как назло, практически полностью выветрились из его памяти.

«Да воскреснет Бог… — судорожно повторял он, — да низверзнутся врази Его…» — и больше ничего не мог вспомнить! Как заведённый, Влад судорожно повторял одну и ту же фразу…

На крыльце раздался звук шагов, затем распахнулась входная дверь в сенях.

Влад трясущимися руками схватил со стола очередную пачку снимков, разрывая их на куски…

— Ты что это там затеял, придурок?! — раздался из сеней свирепый и злобный голос хозяйки.

Влад не ответил.

Галя мгновенно очутилась на кухне.

Увидев воочию, что происходит, она испустила такой страшный крик, как будто это ее саму жгло полыхающим огнём; в этом крике, что она испустила, не было ничего человеческого, он походил больше на злобный вопль зверя, поражённого охотничьим копьём… От звуковой волны, ударившей его в уши, у Влада чуть не лопнули барабанные перепонки.

— Галя! — закричал он в ответ. — Я сожгу эти чёртовы фотоснимки, слышишь?

Это надо, это необходимо сделать, Галя! Я непременно сожгу их, чтобы тебя спасти…