Месма

Она как могла успокаивала и утешала себя, придумывала молчанию детей всяческие оправдания. Но легче от этих придумок ей не становилось. И наваливалась такая безысходная тоска, что хотелось руки на себя наложить! Хоть волком вой… Особенно по вечерам, в пустой квартире.

Вот и сейчас Антонина почти уже пришла, однако домой идти не спешила. Чего дома-то делать? Разве что телевизор посмотреть — всё какое-то окошко в мир. А так — делать там нечего. Тошно, одиноко, жутко…

А на улице сегодня уж больно хорошо. Вечер не слишком тёплый, но — тихий такой, безветренный. На небе — ни облачка! Просто чудесный вечер, какие раньше бывали.

И, наверное, парни с девчатами опять соберутся на свои танцульки во дворе под музыку старенького патефона. Подходя уже к дому, Антонина поняла, что не ошиблась: со двора доносился приглушённый шум, как будто там собиралось немало людей.

А потом раздались мелодичные звуки из патефона, и у Антонины сразу сжалось сердце: исполнялась та самая песня, которая так легла ей на душу месяц назад, когда она ходила под впечатлением от полученного письма… И сразу сделалось как-то покойно, умиротворённо. Ей неожиданно для самой себя захотелось туда, к людям, которые чувствовали себя счастливыми. Антонина остановилась, с зачарованной улыбкой на лице вслушиваясь в слова песни:

     Если тот город увидишь — сразу обиды простишь,
     Словом напрасным меня не обидишь,
     Ссорою не оскорбишь…
     Путь нам с тобою осветит
     Белого города свет…
     Пусть говорят, что на нашей планете
     Этого города нет…
     Посидим, помолчим, всё само пройдёт,
     И растает гнев, и печаль уйдёт.
     Посидим, помолчим, ни к чему слова,
     Виноваты мы, а Любовь права…

Антонина уже и вправду хотела направиться прямиком туда, где на традиционном пятачке начались танцы; а вдруг и действительно она встретит там кого-нибудь, кому она будет нужна! Конечно, это будет вовсе не молодой парень, понятное дело; таковым может оказаться немолодой уже мужик, скорее всего, старше ее, ну и что? Между прочим, там, у стола с патефоном собирается не только молодёжь, там можно встретить и людей весьма зрелого возраста. Слова соседки Маруси о том, что ей следует найти себе мужика, давно не выходили у нее из головы. А может, так оно и есть? А вдруг там, на этих танцах, к которым она всегда относилась с отвращением, ей и встретится такой нужный ей мужик, с которым она разделит свое одиночество, который примет ее такой, какова она есть, и с которым ей не будет ни тоскливо, ни страшно…

Она уже сделала несколько шагов в сторону дворика, но тут ее остановила неведомо откуда взявшаяся мысль: словно кто-то шепнул ей, что сейчас ей непременно надо идти домой.

Почему — Антонина не знала, однако понимала очень чётко: это необходимо! Надо немедленно идти домой, это очень важно.

Ей подумалось, а не связан ли этот настойчивый позыв с предстоящим визитом детей? Или всё-таки от них пришло письмо? Утром ящик был, как обычно, пустой, но вот сейчас… Кто знает, ведь никак — целый день прошел!

И она, резко повернувшись, торопливо зашагала ко входу в подъезд.

А вслед ей грустным напевом плыл прощальный аккорд завершающейся песенки:

     Есть на Земле этот город влюблённых людей…

Антонина вошла в подъезд и сразу же шагнула к ящику.

Открыла его слегка трясущейся рукой. Ящик, как обычно, был пуст.

Ее охватила досада: ну, и чего она неслась сюда сломя голову? Зачем, если всё остаётся по-прежнему? Никто не пишет, никто не едет… Однако возвращаться назад и идти во двор уже не хотелось. Пришла так пришла. Надо идти в дом.

К тому же смутное беспокойство не оставляло ее. Предвкушение какого-то важного события, которое никак нельзя променять на топтание на танцевальной площадке, становилось всё отчётливее и яснее. Антонина не понимала, чем вызвано это смутное ощущение, но противиться этому странному зову она не могла…

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Антонина внезапно остановилась: ей вдруг сделалось страшно. Почему — она не знала. Возможно, потому, что местное хулиганьё в очередной раз побило все лампочки в подъезде, и на лестнице царила темнота.

В конце сентября темнеет рано, однако время не было поздним, а потому ступеньки можно было вполне различить, как и тот факт, что на лестнице, кроме самой Антонины, никого другого нет.

Превозмогая неопределённый и смутный страх, женщина поднялась на площадку, торопливо вынула из сумки ключ и отперла дверь. Только вступив в свою прихожую и закрыв дверь за собой на замок, Антонина почувствовала себя спокойнее.

Она зажгла в прихожей свет и постаралась унять тревожное сердцебиение.