Месть

— О н  сам понимает, что болен, недаром просил у Владимира Михайловича лекарства. О н  только не понимает, что это не совсем обычная болезнь, это не грипп, который проходит, это  о н  сам раздваивается, и кто-то другой, не очень пока  е м у  понятный, начинает забирать над  н и м  власть. Это, наверное, жуткое ощущение, которое и рождает страх, и побороть его простой гимнастикой или обтиранием по утрам невозможно. Впрочем, нам это даже понять или представить себе трудно. Бехтерев бы мог его вылечить, но Владимира Михайловича нет. А мы для  н е г о  два навозных копошащихся жучка, которых  о н  хочет раздавить. И  о н  это сделает рано или поздно… — голос ее дрогнул, она тяжело задышала, взялась за платок, но сумела удержаться от слез. — Поэтому нам остается одно: бежать, пока этого не случилось, бежать ради детей, которые ни в чем не виноваты. И я только хочу, чтобы вы помогли, нет, посоветовали, как это лучше сделать. Конечно же нам надо бежать за границу, потому что здесь все подвластно  е м у,  и  о н  нас везде найдет. Как нам поскорее уехать отсюда?..

Не дождавшись ответа, Аглая снова заговорила:

— Я могу взять справку, что я больна, и поехать на консультацию куда-нибудь за границу, или Виталий мог бы съездить в научную командировку, но документы надо оформлять через Москву, делать запрос через наркомат, ведь так?

Киров кивнул.

— Но там наверняка уже отслеживают наши фамилии да и потом, как быть с детьми? Мы, собственно, ради них все это и делаем. Просто заколдованный круг, и я не знаю, как из него выбраться. Здесь рядом Финляндия, совсем рядом, а оттуда легко было бы перебраться в Европу, но как выбраться туда?..

Она с мольбой посмотрела на него, но Киров пожал плечами.

— Я понимаю, вы не можете отдать приказ, чтобы нас пропустили через границу, это не в вашей власти. Я даже узнавала: есть люди, которые берутся переправить в Финляндию, но как только они услышали, что двое маленьких детей, так сразу же отказались. Что нам делать, я не знаю…

Аглая не выдержала и заплакала. Она плакала беззвучно, зажимая платком рот, чтобы никто в приемной не услышал ее плача.

— Простите, я сейчас успокоюсь, просто уже нервы… сапожник без сапог, лечу других, а сама как мокрая курица…

Она поднялась, налила воды из графина, сделала несколько глотков, прошлась по кабинету. Киров понимал, что от него ждут конкретной помощи, но как он мог им помочь? Позвонить Медведю и попросить, чтоб их пропустили через границу? Помог сфабриковать заграничные паспорта? Но ни того ни другого он сделать не в состоянии. Медведь, несмотря на всю их дружбу, откажется пойти на такое. Если кто-нибудь про это узнает, его сразу же поставят к стенке. А сообщить рапортом в Москву может любой солдат-пограничник. По логике вещей Киров должен был немедленно подняться, уйти и тут же заявить об этом тому же Филиппу Демьяновичу. Если в этом кабинете есть слуховое окошко (а такие были в некоторых кабинетах, Киров знал об этом), то уж он точно тогда подвергает себя смертельной опасности. Но Пылаев — старый конспиратор, и он как-то сказал Кирову, что в этом плане его кабинет задраен наглухо со всех сторон. Киров вспомнил: это было, когда он говорил с ним о переводе Мильды.

Аглая немного успокоилась, села на стул.

— Я, к сожалению, ничем вам помочь не могу в данном вопросе, — тихо сказал он. — Да и вы сами это понимаете. Я могу попросить наши органы, чтобы они посматривали за вашим домом, квартирой, это максимум, что я могу. А давать советы в вашей ситуации затруднительно. Хотя я еще раз могу повторить, что вы преувеличиваете опасность, вам грозящую. Слишком преувеличиваете.

— Я бы тоже так хотела думать, — вздохнула она. — Ах, как бы я хотела так думать! И если б это было так! Поверьте, я была бы самым счастливым человеком сегодня в этой стране.

Она поднялась.

— Спасибо за то, что не отказались со мной встретиться, — Аглая грустно улыбнулась. — Я видела вас на портретах, на трибуне, и вот теперь очень близко. Вы мягкий, добрый человек…

— Ну, это не совсем так, — возразил он.

— Человек, который умеет любить, не может быть злым, поверьте мне как врачу-невропатологу. И еще у меня одна просьба: если с нами что-то случится, то пусть наших детей заберут мои родители, не отдавайте их в детдом!

Она посмотрела на него таким пронзительным и умоляющим взглядом, что Киров кивнул утвердительно в ответ на ее просьбу.