Месть Акимити

Что ж,
Цветы опадают,
Мир печален,
Об этом и поёт
Камышевка.

Не имея сил уйти, Ондзоси стоял в нерешительности.

А тем временем Тёся подумала: «Прошлой ночью из покоев Дзёрури слышались нежные звуки флейты. Кто бы это мог быть? Пойду посмотрю». Надев двенадцатислойные одежды, Тёся вышла из своих покоев и отправилась к дочери. Но что это? Лишь взглянув на мать, Дзёрури залилась краской, стала пунцовой, как осенние листья, и забилась подальше за занавески. Ондзоси увидел это и выставил руку между собой и матерью, закрываясь от неё, он сделал пальцами магический знак «горка», потом знак «соколёнок», спрыгнул с галереи и ушёл[189]. Исправляя положение, он сложил веер в дощечку-сяку[190] и подумал: «Вот уж не думал — тёщу увидел! Ну и стыд!»

Он перемахнул через забор из тонких досок у галереи, и хотя его сердце осталось в Яхаги, его тело вместе с торговцем золотом Китидзи отправилось дальше на восток. Увы, Ондзоси, как положено в этом мире слуге, в правой руке нёс меч Китидзи, свой же старинный знаменитый меч, передававшийся в роде Минамото многие поколения, прятал на левом боку. Он старался затеряться среди сорока двух вьючных лошадей, держа в руках непривычную ему бамбуковую палку-кнут. Как горько, что ему пришлось стать слугой! Теперь опишем, какие же знаменитые места они миновали[191].

Печален и тяжек путь
в Тоотоми — Дальнюю бухту.
От моста Хомана — будто душа —
влечётся в вечерний залив чёлн.
О, тяготы путешествия!
Дует ветер в ветвях сосен,
У входа в залив
слышен плеск волн.
Вечер сжимает сердце
тоской в груди.
На постоялый двор Икэда пришли.
С постоялого двора Икэда ушли.
Никто не знает конца пути.
Вдаль взгляни.
Что там, вдали на ветках —
цветы или, может, снег?
К своей любви ты ещё не привык,
но в Суруга,
Хоть Уцу-Явью зовётся гора,
любимую не увидеть вовек

[192].Миновали тропинки узкие Цута[193],пришли в горы Саё — Ноченька.
И вспомнили —
«Опять переходить тебя»…[194]Только взгляни на свою судьбу:
в неизбывной тоске
Уж столько дней минуло,
что и считать не хочется.
Но вот и известный постоялый двор
Камбара в Суруга. Пришли в
Тагоноура. И вот Фукиагэ — ветреный залив.

Сцена одиннадцатая

Итак, Ондзоси прибыл в Фукиагэ[195]. В первый день после путешествия он казался усталым, на второй — почувствовал недомогание, а на третий день заболел так, что не мог встать. Китидзи посмотрел на него.

— Вот что, парень, послушай! Это у тебя не какая-нибудь обыкновенная простуда. Это страшная дьявольская болезнь. Кто ей заразился — помочь невозможно. Ничего не поделаешь!

Китидзи был печален. Прошёл и день, и два, а потом и четыре, и пять. Китидзи отправился к хозяину постоялого двора и сказал ему так:

— Вот что, хозяин, ты ведь знаешь, кто я такой. Я торговец золотом Китидзи Нобутака, в Осю меня все знают, я действую по поручению Хидэхиры[196]. Каждый год я собираю подать и отправляюсь с нею в столицу. Там я живу на постоялом дворе Комэя, что на углу Итидзё и Модорибаси. Оттуда я и взял с собой на восток этого паренька, но сейчас он заболел, простуду подхватил. Ты уж его пожалей, поухаживай за ним. Если всё пойдёт хорошо, я отплачу тебе за твоё благодеяние, когда буду проезжать здесь в будущем году.

Китидзи прибавил к доброй лошади десять рё золотом[197] и отдал её хозяину.

— Ну, попрощаемся, парень, — сказал Китидзи, его рукава намокли от слёз.

Увы, он оставил Ондзоси одного в незнакомом ему месте — Фукиагэ, а сам отправился на восток.

Так Ондзоси остался один в Фукиагэ. А после этого — здесь такое в обычае — с ним и вовсе обошлись жестоко. «Человека с дурной болезнью нельзя пустить ни в один дом!» Далеко за посёлком на песчаном побережье, где вокруг росли шесть сосен, хозяин поставил опоры из тонкого бамбука, накрыл их сосновыми ветками, постелил болотной травы — «водяного риса», поставил бадью с черпаком, и здесь бросил больного. Он даже не думал о том, что шалаш не спасёт его от дождя и ветра. А ведь он взял десять рё золотом и лошадь! Как это горько!