Месть Альбиона

Четыре дня Арсений работал, как проклятый: драил кухню и буфетную, отмывал хозяйственные вагоны, колол и таскал дрова, относил на ледник в холодное отделение привезённые продукты. Тимофей Тихонович за прилежание даже как-то похлопал по плечу, — поощрил, значит. А на пятый день из Ливадии прибыл император с семьёй и придворными. Вскоре после этого поезд отправился в путь.

Той же ночью, ближе к рассвету, Арсений тихонько вылез из-под одеяла и огляделся. Другие работники и сменные казаки охраны крепко спали под мерный стук колёс. Всё было тихо, если не считать разноголосый храп, сотрясавший вагон. Арсений осторожно достал из сундучка заветную жестянку. Выставил время взрыва, — через семь часов. Теперь было начало четвёртого, после девяти утра поезд ненадолго остановится для технического осмотра на станции Тарановка. Здесь и надо исчезнуть. А поезд пойдёт дальше. Примерно в десять часов император с семьёй и свитой сядут завтракать в столовой через один вагон отсюда, — тут-то и громыхнёт…

Уложив часы с детонатором в коробку со взрывчаткой, Арсений набросил тужурку и, оглядываясь, прошёл в соседний вагон. Там располагалось отделение с плитой. Напротив неё стоял длинный разделочный стол, под которым в специальном коробе хранился запас дров. На ночь дверь в плиточную закрывалась на автоматический замок, однако накануне Арсений выпросил ключ у Тимофея Тихоновича, — хочу, мол, встать пораньше и разжечь печку. Тот не возражал и даже похвалил за усердие.

Теперь Арсений проворно разгрёб дрова под столом и, затаив дыхание, аккуратно устроил жестянку на самое дно короба. Прислушался. Часовой механизм работал почти бесшумно. В кухонной суете никто ничего не расслышит. Завалил жестянку поленьями. Накануне заготовил дров с избытком, хватит надолго, и до бомбы в ближайшие часы уж точно никто не доберётся. А потом и добираться станет некому…

Всё. Вылез из-под стола и вытер потное лицо. Сердце колотилось бешено. Вот ведь хреновина! Знает же, что раньше установленного срока не взорвётся, но один чёрт, — не по себе…

Когда, зевая и почёсываясь, заспанные повара пришли на кухню, их встретил Арсений со вскипевшим самоваром. Пантелеич оживился.

— Угодил, Коля, соображаешь! С утра чаю не напьёшься, весь день ходишь квёлый, — одобрительно сказал он, принимаю горячую кружку.

— Ты пей, Пантелеич, пей на здоровье! Специально пораньше встал самовар вскипятить, — откликнулся Арсений, заулыбавшись.

Пантелеич работал рядом с разделочным столом. Стало быть, когда рванёт, его одним из первых уложит. А то и на куски разнесёт благодетеля…

В девять пятнадцать поезд остановился в Тарановке.

— Тимофей Тихонович, можно я покурить выйду? — спросил Арсений смотрителя. — И подышу заодно. Прямо благодать, а не осень…

— Выйди, только недолго, — буркнул тот, не отрываясь от бумаг. — Стоять будет всего двадцать минут, и так от графика отстаём.

Небольшой перрон станции был оцеплен полицией. Арсений, дымя на ходу, неторопливо направился к приземистому вокзальному зданию. В буфете спросил папирос со спичками и поинтересовался, где тут отхожее место. Указали во внутренний двор. В неказистой деревянной будке Арсений на короткое время затаился, потом вышел и, оглядевшись, перемахнул через невысокий забор, опоясавший станцию. Ещё раз огляделся, — никого. Спокойно зашагал в деревню.

До отправления поезда оставалось минут пять. До взрыва — меньше часа. Его, конечно, вот-вот хватятся. И на здоровье. Кто же будет из-за отставшего работника тормозить царский состав? Пусть гадают о причинах исчезновения. Пусть даже заподозрят неладное. Если успеют…

Возле деревенского трактира стояла неприметная телега, запряжённая неприметной же лошадью. Арсений остановился рядом, закурил. Лошадь скосила на человека равнодушные карие глаза. Из трактира вышел бородатый мужик в поддёвке, с кнутом за голенищем грязного сапога, и, вытирая на ходу мокрые губы, взгромоздился на облучок.

— А что, дядя, не ты ли будешь Афанасием Ивановичем? — окликнул Арсений, подходя.

Мужик оглянулся.

— Ну, я, — сказал нехотя. — А ты небось Лёшка, Порфирия сынок?

— Он самый, — с облегчением произнёс Арсений. Легко запрыгнул в телегу. — Поехали, что ль…

План работал, как часы.

Лёжа в телеге на сене и глядя в серое небо, готовое вот-вот разродиться осенним дождём, Арсений чувствовал, как отпускает напряжение, расслабляется тело, наваливается усталость. Ничего, в поездах отоспится… Мужик вёз его в Змиев, — уездный город верстах в тридцати от Тарановки. Там предстояло взять билет до Киева. Из Киева — в Москву. А уж из Первопрестольной в столицу. Неблизкий путь, сплошные кружева, ну да ладно: бережёного Бог бережёт…

— А сколько теперь времени, дядя? — спросил Арсений. Свои-то часы — вернее, часовой механизм — запихал в коробку со взрывчаткой.

Мужик достал из кармана громко тикающий кружок со стрелками, присмотрелся.

— Десять часов двадцать минут.

Уже минут пять, как рвануло. Где-то на полпути между Тарановкой и Борками…