Месть княгини Софьи

– Здравствуй, дядюшка, – вышел из своего шатра Великий князь Василий Васильевич. Он не потрудился снарядиться для сечи, одевшись лишь в коричневую ферязь и шаровары, опоясавшись нарядным поясным набором из янтарных и хрустальных пластинок и накинув на плечи тяжелую соболью шубу. – Что ты здесь делаешь?

– И тебе хорошего дня, племянник. – Юрий Дмитриевич поставил рогатину ратовищем на ступню, продетую в стремя, и поднял позолоченную личину, открывая свету лицо. – Я старательно пытаюсь объяснить тебе, Василий, что с тобою приехало слишком много гостей. Я готов принять у себя в детинце тебя, твою свиту. Но остальным боярам лучше вернуться домой.

– Спасибо, дядюшка, я уже нагостевался, – покачал головой государь. – Теперь лучше ты ко мне поезжай. В Москве без тебя тоскливо.

– Свиту соберу и приеду, – пообещал князь Юрий. – Коли желаешь, можем отправиться вместе!

– Только если ты согласишься надеть колодки, дядюшка.

– Ты предлагаешь сие от души, мой возлюбленный племянник? – склонил голову набок Юрий Дмитриевич.

Василий Васильевич несколько мгновений помолчал, и вдруг спросил:

– Почему молчат сигнальщики? Ждете, пока галичане разорят нас дочиста?

– Горнисты, тревогу! – спохватившись, закричал князь Воротынский. – Чего затихли?! В горле пересохло?!

Трубачи вскинули свои горны и в четыре голоса стали подавать частый и прерывистый, подобный набату сигнал.

В тихом морозном воздухе звуки трубы разлетались далеко – на много, много верст. И, конечно же, достигли ушей первого московского воеводы, уносящегося на запад к далекой, далекой Волге.

Поначалу Василий Ярославович не придал услышанным трубам значения, сочтя перекличку горнистов следствием утренней схватки. Но сигналы опасности не затихали – и он все-таки встревожился, подтянул поводья, переходя с галопа на рысь. Прислушался снова.

Горны продолжали призывно трубить, не зная отдыха.

Князь Серпуховской еще сильнее подобрал поводья, вскинул руку, оглянулся на ближних бояр.

– Вы слышите?! – громко спросил он.

– Не иначе случилось что-то… – согласилось сразу несколько ближних спутников.

– Поворачиваем! – решительно приказал воевода. – Назад, скорее назад!

Но к тому времени, когда московская дружина снова показалась на Юрьевском тракте, горожане успели сделать из города в лагерь и обратно по три, а то и по четыре ходки, дойдя уже до того, что стали разбирать с собою даже сами боярские палатки, скатывать с земли старые ковры и забирать потники.

У хорошего хозяина даже для гнилой кошмы и то применение найдется!

А когда князь Юрий Дмитриевич громко приказал: «Хватит веселиться, уходим!» – налетчики запалили факелы и побросали их в те припасы, каковые унести не смогли: в поленницы, в стога сена, в оставшиеся палатки и заготовленные для осадных работ груды бревен.

Спустя несколько минут московский ратный лагерь скрылся под огненным заревом, и вернувшийся из погони князь Серпуховской увидел на месте удобной обустроенной стоянки лишь широкое черное пепелище.

Проскакав прямо на дымящееся пожарище, он покрутился на месте, громко ругнулся, спешился и подбежал к усыпанному пеплом великокняжескому шатру. Затем откинул полог, сделал несколько шагов, приложил ладонь к груди, спросил:

– Ты не пострадал, государь?

– Если не считать того, что все мои припасы и ратное снаряжение галичане вывезли к себе, – скривился сидящий в кресле у среднего костра Великий князь. – Ну, коли не считать моего полного разорения, Василий Ярославович, то я совершенно не пострадал.

– Все не так страшно, государь, – опустил руку первый воевода. – Лошади целы, леса вокруг в достатке. Дрова заготовим, коней можно прикармливать камышом и тонкими ветками, слабых резать на мясо. От голода и холода не умрем. Одежды и оружия на руках осталось в достатке. Мы можем продолжать осаду! Дождемся подкрепления, восстановим лагерь…

– Ты еще предложи, Василий Ярославович, друг друга, подобно монголам, жрать[21]! – поднял на шурина угрюмый взгляд Великий князь. – Чего ради страдать и голодать? Галич стоял, стоит и стоять будет, никуда не денется! Не получилось на сей раз, можем вернуться летом или будущей зимой.

– Софья Витовтовна будет недовольна, государь.

– Матушка всегда недовольна, когда речь идет о моем дядюшке, – пожал плечами юный повелитель. – Не стоит резать из-за этого лошадей, замерзать и воевать без оружия. Скажешь ей, что не смогли – и все. Проиграть осаду Юрию Дмитриевичу не зазорно, его еще никому одолеть не удавалось. Отзывай дозоры, прикажи собираться в дорогу. Все наши телеги и розвальни украли галичане, посему пусть бояре укладываются во вьюки. Если не хватит полотна, разрешаю резать на сумки мой шатер. Пусть лучше так, нежели оставлять его врагу. Увозить палатку все равно уже не на чем.

Князь Серпуховской прикусил губу. Умом он понимал, что государь совершенно прав. Осаждая город без припасов и снаряжения, дружина скорее ноги протянет, нежели победы добьется. Но признаваться Софье Витовтовне в своем очередном, уже третьем поражении ему страшно не хотелось.

Однако…