Месть. Проклятие дракона

Касс окинул ее застывшую фигуру с головы до ног и довольно ухмыльнулся. Со стороны могло показаться, что девушка внимательно и спокойно наблюдает, что же он предпримет дальше, но она нервничала, и теперь, настраиваясь на ее волну, нелюдь видел, как ее удивительно яркая аура пульсирует багровыми вспышками гнева, перемешанными с грязно-серыми вкраплениями страха. Бесстрашная и буйная охотница все же боялась его, как бы ни пыталась это скрыть. Страх — это хорошо. Страх — это замечательно, решил Касс, наступая на девушку и предвкушая легкую победу. Бросая ей в руки платье, он и не сомневался в том, что теперь она вынуждена будет его слушаться.

— Ты оденешься как женщина и будешь вести себя как женщина, — суровым менторским тоном повторял Касс, вглядываясь в побледневшее лицо девушки. — Сейчас, сегодня и завтра, когда я повезу тебя в столицу, ты будешь делать то, что я тебе скажу, говорить то, что я тебе позволю, и надевать то, что я посчитаю нужным.

Все изменилось в один момент: алый и серый смешались в одно расплывчатое пятно. А потом холодный, как лед, белый затопил сознание девушки, и ее сверкающая инеем аура стала расползаться в пространстве, подобно морозному туману.

Наступив ногой на один рукав платья, Оливия резко дернула за другой, разорвав наряд на две тряпки.

— Я. Больше. Не надену. Платья! — она с холодным спокойствием отрывисто чеканила каждое слово, а потом запустила в лицо Касса обрывками наряда. — Никогда! Запомни! Тебе придется меня связать, чтобы заставить это сделать, но как только развяжешь — все, что ты на меня напялишь, постигнет та же участь.

Лютая стужа ее вымораживающих душу эмоций жалящими иглами впивалась в мозг нелюдя.

До боли.

До изламывающих судорог.

Он молча смотрел в застывший лед ее равнодушного взгляда, и вдруг с восхищением осознал, что так оно и будет: сколько бы он ни пытался на нее давить или ломать, она, как лоза, будет гнуться, а затем, выпрямившись, безжалостно бить его наотмашь. И Касс ничего не мог с этим поделать, да, собственно, он и не понимал, а хочет ли? Он всегда уважал сильных противников, а она была не просто сильным противником. Она, ко всему прочему, была женщиной, очень необычной женщиной: с тонкими, правильными чертами лица, хрупкая внешне, но имеющая крепкий стальной стрежень внутри.

Сейчас в ней не было страха, только хладнокровное спокойствие и невозмутимая уверенность в себе. Она была похожа на снежную пустыню, искрящуюся, словно драгоценный камень в лучах вошедшего в зенит солнца, невероятно прекрасную в своей холодной, девственно-белой чистоте, и непредсказуемо опасную, грозящую превратить тебя в безжизненную стылую глыбу, чуть только остановишься и позволишь себе обмануться ее сияющей красотой.

Чем дольше Касс смотрел на нее, тем явственнее понимал, что три дня дороги в Азаандар рядом с ней превратятся в пытку и бесконечную изматывающую битву, а дальше он станет посмешищем в глазах двора и царя, если притащит ее во дворец связанную, с заткнутым ртом.

Как же ему все это надоело: и собственное бессилие, и шантаж Магрида, и то, что он всю жизнь был заложником чужой ошибки и, в конце концов, должен был еще и стать ее жертвой.

— Это твой выбор, — жестко усмехнулся Касс. — Не хочешь по-хорошему, возьму измором, — он устало вздохнул и, повернувшись, пошел к двери. — Ты не выйдешь отсюда до тех пор, пока не согласишься на мои условия, — на выходе он обернулся и добавил: — Мальчика тоже не больше не увидишь. С этого момента тебе позволено приносить только воду и еду. Одумаешься — дай знать.

Герцог не успел переступить порог, как над головой что-то просвистело и, врезавшись в дверной косяк, осыпалось на него дождем из разнокалиберных осколков, и только благодаря тому, что он резко присел, вторая запущенная в него тарелка с остатками еды, вылетев в коридор, впечаталась не в его затылок, а в стену.

— Я смотрю, ты с жиру бесишься, — прорычал Касс, глядя на замершую в стойке Оливию. — Придется умерить твой аппетит. Посидишь день без еды. Фэлис, — раздраженно посмотрел он на служанку. — Унеси обед немедленно. Не кормить госпожу до завтрашнего вечера. Того, кто ослушается моего приказа — накажу.

Герцог злорадно хлопнул дверью, но почему-то не почувствовал себя победителем в этой схватке. Сверкающий холодной яростью взгляд Оливии и ее до белизны в костяшках сжатые кулаки все еще стояли у него перед глазами, когда стража запирала засовы и поворачивала ключ в замке.

Это удивительно, как быстро удавалось его новоиспеченной жене доводить его до состояния, близкого к бешенству. Сейчас его раздражало все: цвет стен, высота лестницы, испуганно отводящие косые взгляды слуги, мать и Дэррэк, приехавшие так не вовремя, и даже эхо собственных шагов. Этот нелепый, непостижимый брак так разительно отличался от прошлого, и от этой мысли Касс становился с каждой секундой все мрачнее и задумчивей.