Кэсси прекрасно помнила имя его жены. Это была чистой воды бравада – то, с помощью чего они пробивались в жизни. Они, Дуланы с Мюриел-стрит.
Дэвид вдруг осознал, что его сестра теперь носит фамилию Боурн – фамилию Терри. И он сменил фамилию, стал Винтером. Тетя Джем умерла от инфаркта в прошлом году. От их прежней семьи, от фамилии отца ничего не осталось.
Дэвид извлек из кармана маленький блокнот, написал свой адрес, вырвал страничку и вложил ее в холодные пальцы сестры.
– На всякий случай. Вдруг я тебе понадоблюсь.
Кэсси покачала головой и крепко сжала губы. В ее серых глазах засверкали слезы.
– Больше не ищи меня, – сказала она вскоре, посмотрела на листок и убрала его в карман. Она это сделала точно так же, как Флоренс, уверенно и до странности неловко. – Мне пора на работу. Рада была встретиться, старший братец.
– И я рад. – Дэвид поцеловал ее в щеку. – Терри с тобой хорошо обращается?
Кэсси покачала головой.
– То так, то сяк. Он нормальный. И у меня все нормально. Надеюсь, в будущем году заведем ребенка. Так Терри хочет. Ну и я, пожалуй. Ладно, пока.
Она подняла руку, словно сигнальщик с флажком, и ушла.
Когда Дэвид шагал по многолюдным переулкам, по старым, хорошо знакомым дорогам, мимо того места, где в свое время находилась монастырская миссия, мимо кладбища Гримальди, старого рыбного рынка, по Келли-Роуд к Черинг-Кросс, он уже знал, что ничего не скажет Марте о встрече с Кэсси. Сидя в поезде, везущем его к Винтерфолду, Дэвид заново просмотрел свои рисунки, на которых были изображены разбомбленные районы Лондона. Вернувшись домой, он уберет эти работы и, вероятно, никогда больше на них не взглянет. Наверное, Кэсси права – следует оставить их в прошлом.
До конца пути в поезде Дэвид упражнялся в изображении Уилбура. Черный дым оставлял пятнышки сажи на стекле вагона, уносившего его все дальше и дальше от ада к дому. Его собственному дому.
Когда он вошел в кухню в тот вечер, дети уже попили чай и играли в саду, что-то распевая. Марта готовила ужин, резала лук. Дэвид замер на пороге и засмотрелся на нее. Тонкие пальцы жены сбрасывали полукольца с разделочной доски в красную кастрюлю. В какой-то момент Марта утерла слезы и отбросила волосы с лица. А потом часто заморгала, рассмеялась и увидела мужа.
– Ой, привет! – воскликнула она, и он понял, что любит ее сильнее всех и всего на свете.
– Привет. Прости за сегодняшнее утро. Прости за все. Я не продал рисунки, зато у меня появилась идея. Восхитительная идея. – Дэвид сжал плечи Марты и поцеловал ее. – Все будет чудесно.
Она отступила на шаг, держа в руке нож и продолжая улыбаться.
– Осторожно, я вооружена. Ну, новость хорошая. Но что это на тебя нашло?
– Поверь: все в точности так, как я говорю. – Дэвид бросил шляпу на стол. – Все плохое в прошлом. В будущем все хорошее.
Марта провела пальцами по его скуле, по коже на краю глазницы.
– Вид у тебя изможденный.
От ее пальцев так сильно пахло луком, что у Дэвида заслезились глаза. Он снова поцеловал Марту. Она сперва отстранилась, выгнула спину и уперлась руками в его грудь, затем припала к нему и крепко обняла.
– Пожалуйста, прости, – прошептала она на ухо, положив голову ему на плечо. – Ненавижу ссориться с тобой. Я люблю тебя, мой милый.
– Эм, Эм. – Он вдыхал ее запах, закрыв глаза. – Я сейчас налью нам с тобой выпить. Я люблю тебя.
Когда он налил им обоим крепкого джина с тоником и лаймом, Марта положила шепотку тимьяна со своего огорода в жаровню, где лежала курятина, и они вышли из дома и сели в шезлонги на лужайке и стали смотреть на своих детей, гонявшихся за пляшущими в воздухе стрекозами. Марта откинулась на спинку шезлонга и что-то напевала без слов, время от времени окликая кого-то из детей. Дэвид выпил свой джин залпом, как пьет воду умирающий. Он знал, что сегодня видел свое прошлое во всех его проявлениях. И теперь должен переделать свое будущее.
Марта
Март 2013
Билл, Дейзи, Флоренс.
Шли недели после смерти Дэвида, и Марта вдруг поймала себя на том, что перестала ясно соображать. Она потеряла способность судить о том, что нормально, а что нет. Она видела испуг в глазах людей, когда появлялась в деревне, заходила в магазин или в церковь. Испуг, ужас, тоску. Она чувствовала себе меченой, прокаженной. Люди хотели держаться от нее подальше из-за того, что она сделала, из-за того, что в тот день произошло в ее доме.
Пришлось кое-что изменить в своей будничной жизни. Поначалу было трудно, затем пошло легче.
В кабинет она не заходила. Настанет время, когда надо будет разобрать бумаги Дэвида, рисунки, наброски, семейные документы. Но не сейчас. Потом.
Поздно вечером того дня, когда это случилось, Марта зашла в кабинет, а там сидела Флоренс. И что-то такое было в ее лице, в ее ищущих глазах, похожее на предупреждающий сигнал. Слишком много всего сосредоточилось в этом кабинете, все словно бы пропиталось Дэвидом. Марта пока не могла туда заходить, и никто другой не мог.
– Мне нужен кабинет, – сказала она Флоренс. – Тут есть бумаги, которые надо найти.