Место, которое зовется домом

В семье нас четверо. Тетю Бернарда зовут Элайза; я зову ее тетя Элайза. Она помогает мне с латынью и считает, что у меня есть задатки ученого. А всяких словарей у них в доме больше, чем в библиотеке Лавенхэма.

Мы также играем в шахматы. Бернард играет лучше меня. Но я еще отыграюсь. В этом виде спорта я вполне способен кого-то даже превзойти. Помните, как я покорно принимал всякие оскорбления, когда мы на заднем дворе играли в крикет или раундерз? Зато теперь я могу порой и королем пожертвовать. (Это такая шахматная шутка!)

Я, может, временно и снял с себя корону главного редактора, но надеюсь, что «Шиллинг-Грейндж ньюз» продолжает жить. Я спрашивал Бернарда насчет того, чтобы нам учредить газету «Танкервиль-драйв». Но он, к сожалению, интереса не проявил.

Как вы знаете, Виктор Брейтуэйт – человек конгениальный. И очень тоскует по матери Бернарда. Тут повсюду ее портреты, и примерно раз в месяц он заводит долгий разговор о «своей Айрис» (так ее звали), но мы с Бернардом считаем, что Виктору пора двигаться дальше, и если у вас, мисс Ньютон, есть какие-то действительно подходящие знакомые, направьте их, пожалуйста, в нашу сторону! Мы с Бернардом считаем, что Виктор – так сказать, знатный холостяк и вполне способен в один прекрасный день сделать счастливой еще какую-нибудь женщину. Бернард сразу сказал: а почему бы не вас? Но я заверил его, что это совершенно невозможно!

Питеру я тоже написал. И, пожалуйста, передайте Айвору, что я очень его люблю.

PS: А еще пришлите мне, пожалуйста, ту лупу, которую я одолжил Барри, чтобы он смог рассмотреть свои прыщи.

– Вы это прочли, Виктор?

– Разумеется, нет! – возмутился он. – Алекс, как и вы, имеет полное право на невмешательство в личную жизнь. А почему вы спросили?

Клара улыбнулась, думая о просьбе Алекса насчет ее незамужних приятельниц.

– Просто так. – А все-таки интересно, почему Алекс счел невозможным ее с Виктором союз? Но замечательно уже то, что Алекс, судя по всему, чувствует себя в семье Брейтуэйтов совершенно как дома!

– Мы так рады, что Алекс теперь с нами, – говорил тем временем Виктор. – И Бернард, и Элайза, и я – все мы просто счастливы, и я хочу, чтобы вы знали, Клара, как мы вам за это благодарны.

А потом Виктор уехал, и Клара, немного нервничая, стала ждать, когда супруги Кардью заберут своего младенца и вернут домой Ивлин. Бедная мышка наверняка будет страшно расстроена. Клара хорошо помнила то бесчувственное тупое состояние, в котором пребывала несколько недель после смерти матери, то ощущение, когда у тебя будто комки ваты в ушах и все вокруг кажется то ли размытым, то ли испачканным. Помнила она и то, что в первые горестные дни люди еще обращали на нее какое-то внимание, но потом все вернулись к своей прежней жизни, и она перестала их интересовать, хотя именно тогда-то она больше всего в поддержке и нуждалась.

Вскоре пришел доктор Кардью и сказал, что Ивлин уснула прямо у них – слишком устала за этот долгий и трудный день, – так что он заберет Хауарда, который снова крепко спал в своей коляске, а утром пришлет Ивлин обратно.

– Она так мужественно держалась, – сказал он Кларе. – И проявила такую невероятную зрелость!

Последнее прозвучало как упрек. Клара и так прекрасно понимала, что ей, конечно, следовало бы присутствовать на похоронах и все время быть рядом с Ивлин. Но когда она сказала об этом доктору Кардью, тот с удивлением на нее посмотрел и сказал: