– Мне было всего шестнадцать, – заговорила миссис Смит. – Я даже толком не понимала, что со мной происходит, до самого конца не понимала. В некоторых семьях принято вести разговоры
Вскоре учительница прямо спросила у меня, так ли это. Я сказала: нет. Я была потрясена ее вопросом. У меня и менструаций еще ни разу не было. Я еще ни разу ни в кого не влюблялась. Однако прошло еще несколько дней, и я снова пришла к той учительнице…
Клара сперва ждала, потом не выдержала:
– А… отец ребенка?
– Вернулся в Америку. Да он и понятия не имел. Моя семья, может, и помогла бы мне, если бы девочка родилась, как полагается, белой. Хотя, может, и нет. В общем, когда выяснилось, что она не белая, мои родители пришли в ярость. А я была слишком слаба. И позволила им мной командовать. Вот они меня и подмяли. Я восемь лет проработала медсестрой и делала успехи, хотя родители постоянно меня дурочкой называли, а я вовсе не дурочка. Я просто очень хорошо помню, что значит бояться, а потому мне важно, чтобы мои пациенты все знали и понимали, чтобы они были согласны с лечением.
Зато теперь я могу это сделать. Ведь дня не проходило, чтобы я не думала о моей малышке. Я рассылала повсюду открытки и всякое такое…
– А дальше? – Клара очень старалась не говорить тоном следователя из радиопостановки, но удержаться было трудно.
– Я стала ее искать, ездила повсюду, пыталась найти ее след.
– Чей след?
Но миссис Смит будто не слышала и продолжала говорить:
– А потом я сдалась. И через некоторое время узнала об этом месте. О вас. О том, что вы добрее других. Что вы, может быть, сумеете понять.
Но Клара ничего не понимала. Она все вспоминала те качели и то, как боялась, что дети упадут и первым делом разобьют об землю голову.
– Что вы от меня хотите? Чем я могу вам помочь?
– Сделайте хоть что-нибудь, – сказала миссис Смит. – Ведь Ивлин – моя дочь.
Сперва Клара мучилась мыслью, что миссис Смит – или, точнее,
А Клара вдруг подумала: вдруг это неправда? Что, если девочка идентифицирована ошибочно? Такое случается. С другой стороны, мисс Смит предъявила свидетельство о рождении Ивлин, и указанные там данные полностью совпадали с имевшимися у Клары – даже фотография была одна и та же: насупившийся младенец с бантом в горошек.
Мисс Смит сказала, что сперва хотела просто написать дочери письмо, но не знала, попадет ли оно к самой Ивлин и «вообще умеет ли девочка читать, знаете ли». И прибавила, вытирая мокрые щеки:
– Я, конечно, понимаю, как глупо это звучит, но я ни о чем толком представления не имела. – Она судорожно отпила несколько глотков чая, пытаясь сдержать подступившие рыдания. – Я не хочу забирать Ивлин оттуда, где она счастлива, – помолчав, сказала она. – Прежде всего она сама должна захотеть жить со мной. Это странно звучит?
Клара промолчала. Может, это и звучало немного странно, но не слишком.
– Понимаете, меня с самого начала
Она вдруг опустилась на пол и принялась гладить Стеллу.
– Мне всегда хотелось иметь кошку, но они такие капризные, верно?
Клара чихнула.
– Уж эта точно капризуля.
Вскоре домой вернулись Билли и Барри – с целой охапкой трофеев! – и тут же снова воцарился хаос. Объятия, вопли, поздравления, рассказы о том, как они «вырвали победу из пасти противника», как взрослые мужчины от горя «буквально по земле катались», как рефери кто-то явно дал взятку… Мисс Смит смотрела на все это и слушала, слушала, а потом потихоньку встала и ушла.