В тот вечер Клара ничего не сказала Ивлин о случившемся. Хватало и других событий – сестра Грейс хотела петь псалмы, продолжались бесконечные разговоры о футболе, возник спор из-за потерянных ботинок, – и все это время Клара переваривала откровения мисс Смит. Если бы это была Рита с ее страстной тоской по матери, все было бы совершенно иначе; никакой дилеммы не возникло бы, это было бы самое желанное в мире воссоединение матери и дочери. А с Ивлин… Ивлин никогда даже не упоминала о своей матери, ни единого раза. И обретение новой семьи эту девочку совершенно не интересовало; она слегка оживлялась лишь при виде пирожков и печенья, да еще, как Клара совсем недавно узнала, ей нравились младенцы. Просто непонятно было, как тут поступить. Первым и естественным желанием Клары, разумеется, было немедленно позвать Ивлин и все ей рассказать, однако она понимала, какой это чревато опасностью; и потом, она понятия не имела, как Ивлин может на это отреагировать.
Утром пришло письмо от Виктора. Он написал, что сомневался, пора ли ему уже писать ей, однако хотел хотя бы просто с ней поздороваться. Он также описал кое-что из уже увиденного, например, те гостиницы, в которых останавливался. «Во время войны они были лучше, – писал он, – они тогда казались просто волшебными!» А еще он написал, что ей вовсе не обязательно утруждать себя ответом (что было большим облегчением – она бы просто голову сломала, придумывая, что же написать ему в ответ), потому что он подолгу на одном месте не задерживается. И лишь последние строки его письма были обращены непосредственно к ней:
Заглянув в полдень на кухню, Клара обнаружила там Ивлин, которая ела бутерброд с кресс-салатом, пока все остальные собрались наверху, измеряя друг другу рост и сравнивая нынешние показатели с предыдущими. Отчего-то детям всегда кажется, что они способны расти, как тот бобовый стебель в сказке, подумала Клара и разрешила ставить карандашные отметки прямо на дверной раме, легкомысленно предположив, что эти отметки будет легко стереть.
Оказавшись наедине с Ивлин, Клара, собравшись с духом, решила все же с ней поговорить.
– А у меня для тебя кое-какие новости, Ивлин.
– Ты знаешь, кто была та женщина, которую ты вчера здесь видела?
Ивлин продолжала жевать хрустящую горбушку, и ей было абсолютно безразлично, что при этом она выглядит так, словно надевает верхнюю губу на край тротуара.
– Ну, мисс Смит, помнишь?
Ивлин только плечами пожала. Наверху Рита крикнула Джойс: «Ты все врешь! Я с прошлой недели на целых три сантиметра выросла!»
– Она твоя мать.
Ивлин удовлетворенно похлопала себя по животу и спросила:
– Можно мне взять яблоко?
Ей всегда хотелось что-нибудь жевать, чувствовать во рту что-нибудь съедобное. Хотя сейчас, возможно, это был просто некий отвлекающий прием. Клара решила не вдаваться в подробности и продолжать свою линию.
– Она бы хотела снова с тобой увидеться.
Ивлин не ответила.
– Ну, решать-то, конечно, тебе.
Ивлин лишь снова пожала плечами. Молчит, как истукан, подумала Клара. Уж не свидетельствует ли подобное отсутствие реакции, что она попросту переоценила важность для девочки такого события, как знакомство с матерью?
– Итак, что ты на сей счет думаешь?
– Или выпить молока?
– Ивлин?!
Ивлин сделала большие глаза, потом кивнула:
– Ладно.
И Клара устремилась наверх. Они, конечно же, ставили на двери отметины авторучкой! В целом это выглядело как весьма обширное чернильное пятно с неровными границами, и Клара рассердилась. Она кричала на них, пока Джойс, громко топая, не бросилась вниз, на диван в гостиной, а Рита не сбежала в свой любимый сарай. Двадцать минут Клара вместе с Алексом и Пег оттирали это пятно, и оно в итоге стало почти незаметным. А Ивлин все это время так и просидела на кухне, тупо уставившись в пространство.
Глава пятнадцатая
Когда мисс Купер в декабре прибыла в Шиллинг-Грейндж с очередной ежемесячной проверкой, Клара, угощая ее чаем в гостиной, сообщила, что дети «очень стараются».